Сердце Андромеды, или Чёрный Цветок. Книга первая

Ну что, первый шаг сделан, подумал Рэм, и то что раньше казалось невероятным, сумасшедшим бредом, превратилось в реальность; и пусть задача не стала проще и ближе, а лишь отодвинулась в неопределённую, туманную перспективу, он чувствовал, что одержал свою первую маленькую победу.

— А почему вы сразу не захотели меня взять с собой? — спросил Рэм, прерывая затянувшееся молчание.

— Привыкай, землянин. Это Бериан. Здесь свои законы… Во-первых, не доверяй тому, что видишь. Видимость обманчива. У каждой планеты свои заморочки. Во-вторых, не дрейфь, даже если припёрли к стенке, из любой ситуации найдётся выход. В-третьих, никогда не предлагай свою помощь, пока тебя самого не попросят. Можешь оказаться в ловушке. В общем, будь всегда начеку…

Рэм уже где-то слышал подобный свод правил, но не мог вспомнить где. Картинка на экране сменилась. В верхнем углу вспыхнули протуберанцы огненно-рыжей звезды, похожей на Солнце. Звезда медленно уплывала, открывая светящуюся точку неизвестной планеты. Фантастически красивое зрелище приковывало внимание. Рэм, зачарованный им, невольно взглянул на охотника, ожидая от него проявления таких же чувств. Но тот глядел на приборную доску с совершенно безразличным, скучающим видом. Дождавшись, когда корабль закончит манёвр, Рэм спросил:

— Послушайте, а тот…э-э-э.…Как там его?.. Почему он в клетке?

— Это туг с планеты Токи. По классификации Бериана туги отнесены к животным. Хотя они борются за права считаться существами мыслящими, но пока у них не получается. Впрочем, в Бериане торгуют, как видишь, и людьми, не то что этими ребятами. Тугов охотно берут прислуживать в богатые дома. Они, если привяжутся, становятся преданными, как бурлоги, и за хозяина пойдут в огонь и в воду.

Охотник поскрёб в затылке, громко зевнул и добавил:

— Я разумными существами не торгую. Этим занимаются пираты, работорговцы, нередко военные…Ну ещё, конечно, форгасы.

— А это кто такие?

— Всё, подлетаем. Пристегнись. Будет трясти.

4

Моулей лежал на дне глубокого ущелья в кольце базальтовых скал. С детства горожане привыкали видеть вместо неба узкую полоску, словно прищуренное око, не пропускающее свет далёких звёзд. Моулийцы не видели звёзд, если только не летали к ним. Чтобы город не утонул во мраке, на его улицах и площадях круглый год горели тысячи прожекторов, фонарей, ламп, светильников всех форм и размеров, отчего сверху казалось, будто внизу фонтанирует языками пламени гигантский костёр.

Первые два часа Рэм блуждал по городу как лунатик, с застывшим выражением оторопи на лице, оглушённый и ослеплённый экзотикой инопланетной действительности. Ни в фильмах, ни в книгах, ни в снах, ни в фантазиях не встречал он ничего подобного. Существа с тремя, четырьмя, пятью глазами и совсем без глаз, со множеством рук, ног, голов, с хвостами и без хвостов, с крыльями и без крыльев, с чешуёй, шерстью, кожей и без кожи — расы Бериана напоминали фантасмагорию полотен Босха. Именно картины великого нидерландского художника всплыли в памяти Рэма, когда, простившись с сатикаем, он вышел за ворота космопорта.

Вокруг кипела жизнь огромного мегаполиса: по воздуху летали трамваи и такси, с реактивным гулом проносились электрички, свиристели машины полиции — Рэм на ходу придумывал всему увиденному названия по ассоциациям, чтобы навести порядок в хаосе впечатлений и не сойти с ума. Он был один, без проводника, в чужом мире, как дикарь, проживший полжизни на необитаемом острове и оказавшийся по нелепой случайности где-нибудь в центре Москвы, Нью-Йорка или Токио. Его окружала речь. Кто-то жаловался на судьбу, кто-то хвастал покупкой, кто-то сплетничал, кто-то обсуждал поездку — обычные разговоры обычных людей. Нет, не людей. А кого? Берианцев? Моулийцев? В повседневной житейской болтовне проскакивали фразы, которые человеку с Земли понять было невозможно. Нужно было пожить среди инопланетян, чтобы научиться мыслить и рассуждать, как они. Сколько пожить? Год? Два? Три? Или всю жизнь?

Небоскрёбы — стреловидные, кубические, пирамидальные, в форме шара, тетраэдра, призмы — ничто, казалось, не ограничивало творческого воображения архитекторов Моулея. Их фантазия била ключом, порой не зная меры — об общем архитектурном плане застройки города явно никто не заботился. Судя по всему, его не существовало. С одноэтажной, похожей на раздавленную жабу, хижиной, соседствовал небоскрёб, объятый огнями рекламы. Под боком стеклобетонного гиганта кособочился сарай из гнилого тростника. В Моулее непостижимым образом сочетались объекты и технологии высокоразвитой цивилизации и артефакты, которые легко обнаружить в любой российской глубинке: деревянные и шлакоблочные заборы, мазанки, соломенные крыши, калитки на ржавых петлях, погреба с воздуходувными трубами, увенчанными жестяными колпаками, двухколёсные тележки, мусорные баки и горы отходов возле них…

Больше всего в Моулее было магазинов и лавок, крупных и маленьких рынков, складов, пакгаузов, ангаров. В городе торговали всем чем можно и чем нельзя, и Рэм в этом скоро убедился.