Сердце Андромеды, или Чёрный Цветок. Книга первая

Рэм узнал его, но не мог вспомнить, кому он принадлежал. Кому-то близкому, кого он не видел долгие годы, из-за чего много страдал. Но теперь всё будет иначе. Теперь он в безопасности и не о чем больше переживать.

— Длинный путь проделал ты, человек. Я вижу рубцы на твоём сердце, и чувствую, как оно болит. Расскажи мне свою историю.

Рэм знал, что нет ничего такого, чем бы он не поделился в эту минуту. Даже самые сокровенные мысли, те, которые прячет от самого себя, то, чего не скажет ни другу, ни матери, никому на свете, он откроет этому голосу. Станет маленьким беззащитным ребёнком, обиженным судьбой и желающим только одного — чтобы его приласкали, пожалели и успокоили. Охваченный радостью в ожидании чудесного избавления от страданий, он попытался заговорить и не смог. Не смог разомкнуть рта, провёл по лицу ладонью и в ужасе обнаружил, что губы зашиты нитками. Несколькими грубыми стежками, как будто сделанными на скорую руку. Рэм покрылся холодной испариной от мысли, что теряет последний шанс выплакать своё горе, что его не услышат, а значит не поймут и не помогут. Он впился пальцами в своё лицо, в рот, изо всех сил стараясь разорвать нити, и крик отчаяния застрял у него в горле.

— Я услышал тебя, человек, — произнёс голос после паузы, хотя Рэм не проронил ни слова. — Твоя боль глубока, чиста и неподдельна. Когда-то я был таким же молодым и честолюбивым, вдохновлённым неиссякаемой верой в своё предназначение. Ничто не могло меня остановить и заставить усомниться в своих возможностях. А мечтал я, ни больше ни меньше, переделать мир, переписать незыблемые законы Бериана, которые, как я считал, мешали всему новому и передовому. Я был одержим и не ведал страха и сомнения. И слишком поздно понял, что переделать можно только то, что сотворено собственными руками, а чужое можно только разрушить. Но в разрушении нет смысла, потому что нет созидания. Это путь в никуда. Почему я говорю тебе об этом? Не знаю. Я вспомнил молодость, и мне взгрустнулось. К тому же старикам свойственно желание с кем-нибудь поболтать. А гостями я не избалован. Человек, ты нравишься мне, хотя твои поступки с точки зрения здравого смысла выглядят безрассудными. Но ни один мудрец в этом мире не скажет, что лучше и правильней — жить прагматиком в отмеренном судьбой пространстве или кидаться вниз головой со скалы в море в надежде его переплыть и открыть неведомые земли. Каждый сам делает свой выбор. Ты свой сделал, и то, что ты ему не изменял, заслуживает уважения. Я помогу тебе, человек, хотя в помощи ты не нуждаешься. Тот огонь, что горит в твоём сердце, рано или поздно приведёт тебя к цели. Я лишь сокращу твой путь. Так знай же, человек, твоя дорога лежит к Чёрному Цветку. Люди называют Чёрный Цветок, или галактику МН-Х902 по Берианской классификации, туманностью Андромеды. В её сердце ты разыщешь свою избранницу. Но помни: ты сможешь отправиться в путь при двух условиях. Первое: когда гриз Бату станет вождём рода окабенов. И второе: когда туг Турэней Боти По в честном поединке победит клан угунитов. Лишь после этого ты получишь знак и ясно представишь свой дальнейший путь. Удачи тебе, человек. И прощай. Больше мы никогда не увидимся.

Последняя глава

Прошло три года. Город изменился: стало больше элитных построек, дорогих автомобилей, билбордов, пестреющих рекламным сленгом, а по окраинам незримо и вкрадчиво расползалась опухолью нищета.

Я тоже изменился. Друзья меня не узнают, а если узнают, отводят глаза или переходят на другую сторону улицы, шарахаясь, как от прокажённого. И в осеннюю слякоть, и в летнюю пору я ношу выцветший мутно-серый плащ «человека в футляре», а на голове — вязаную шапочку в мелкую полоску, штопанную крупными стежками. Моё лицо — маска, которую, наверное, уже не снять: одутловатое, землисто-серое, больное, с тусклыми воспалёнными глазами. Я выгляжу как бомж, хотя таковым не являюсь, поскольку по-прежнему живу в своей двухкомнатной квартире на втором этаже хрущёвки. Но если кто заглянет ко мне в гости, увидит грязь и запустение, на полу плевки, окурки, пустые бутылки, на стенах рваные, засиженные мухами обои, вдохнёт тяжёлый затхлый воздух. Здесь ничего не осталось от прежней жизни, здесь её давно похоронили.