Сердце ангела

Через двадцать минут он высадил меня у входа в «Праудфут Фармасютикэлс» и умчался прочь, сопровождаемый певучим «ритм-энд-блюзом». Аптека не работала и длинная зеленая штора из металла по-прежнему висела за стеклянной дверью, напоминая приспущенный в знак поражения флаг. Я постучал и подергал за дверную ручку, но безуспешно.

Эпифани как-то упоминала про свою квартиру над лавкой, поэтому я прошел по Ленокс-авеню до входа в здание и проверил фамилии на почтовых ящиках в вестибюле. Третья слева: ПРАУДФУТ, 2-Д. Дверь в холл была открыта, и я вошел внутрь.

В узком, отделанным кафелем коридоре, пахло мочой и вареными свиными ножками. Я поднялся по выщербленным от времени мраморным ступеням на второй этаж и услышал, как кто-то наверху спускает воду в туалете. Квартира 2-Д находилась в самом конце площадки. Из осторожности, я позвонил, но ответа не было.

Замок не представлял проблемы. При мне было с полдюжины подходящих ключей. Натянув свои перчатки из латекса, я открыл дверь, инстинктивно принюхиваясь, не пахнет ли эфиром. Окна в угловой гостиной выходили одновременно и на Ленокс-авеню, и на 123-ю улицу. Гостиная была обставлена стандартной мебелью и украшена африканскими сувенирами из резного дерева.

Кровать в спальне была аккуратно застелена. Пара гримасничающих масок окаймляла кленовый, под «птичий глаз», туалетный столик. Я прошелся по ящикам комода и шкафа, но не нашел ничего, кроме одежды и мелких вещиц, принадлежащих хозяйке. На прикроватном столике стояло несколько фотографий в серебряных рамках, на каждой из которых на меня смотрела надменная женщина с тонкими чертами лица. В романтическом изгибе ее губ было что-то от Эпифани, но нос был более плоским, а глаза широко раскрыты и неукротимы, как у одержимой. Я видел перед собой Эванджелину Праудфут.

Она приучила дочь к аккуратности. Кухня блистала чистотой: на столе и в раковине никаких крошек и тарелок. На присутствие хозяйки указывала лишь свежая пища в холодильнике.

В последней комнате было темно, как в пещере. Выключатель света не работал, и я воспользовался своим фонариком. Мне не хотелось споткнуться о чье-нибудь тело, и поэтому в первую очередь я осмотрел пол. Похоже, когда-то комната служила хозяевам спальней, но это было давно. Оконное стекло было выкрашено в одинаковый со стенами и потолком темно-синий оттенок. На нем играли радужные всполохи неоновых граффити. Одну стену украшали гирлянды из цветов и листьев, а на другой кувыркались друг за другом грубо нарисованные рыбы и русалки. Потолок являл собой панораму из звезд и полумесяцев.

Комната была храмом «ву-ду». У дальней стены помещался кирпичный алтарь. На нем — ряды расположенных ярусами глиняных кувшинов с крышками, напоминающие торговый прилавок на рынке. Под цветными литографиями католических святых, прикрепленными к стене, покоились в блюдцах огарки свеч. Перед алтарем в доски пола была воткнута ржавая сабля. Сбоку висел деревянный костыль, а меж кувшинов стоял изящный крест из кованого железа, служивший подставкой для помятого шелкового цилиндра.

На полке я увидел несколько погремушек из маленьких тыкв и пару железных трещоток. Рядом теснилось множество цветных бутылочек и кувшинов. Большую часть стены над алтарем занимал примитивный рисунок маслом, изображающий грузовой пароход.

Я вспомнил Эпифани, с жаром возносящую заклинания духам в своем белом платье под рокот барабанов и тыкв-погремушек, шелестящих, будто ползущие в сухой траве змеи. Я вспомнил ловкий поворот ее кисти и яркий фонтан петушиной крови в ночи… Выходя из этой «часовни», я стукнулся головой о пару подвешенных к потолку барабанов-конг, отделанных деревом и кожей.

Я осмотрел в коридоре встроенный шкаф и не добился успеха, но мне повезло в кухне: я обнаружил узкую лестницу, ведущую вниз, в лавку. Пройдя в кладовую, я порылся среди запасов сухих корешков, листьев и порошков, не зная, что мне, собственно, нужно.

Аптека была пустой и полутемной. На стеклянной стойке лежала пачка нетронутой почты. Я просмотрел ее, подсвечивая фонариком: телефонный счет, несколько писем от владельцев гомеопатических складов, печатное послание от конгрессмена Адама Пауэлла и заявка о помощи от некой благотворительной организации. Под ними находился картонный плакат. Внезапно мое сердце подпрыгнуло в груди. На плакате было лицо Луи Сифра.

На нем был белый тюрбан. Его кожа казалась опаленной ветрами пустыни. В верхней части плаката было напечатано:

«ЭЛЬ СИФР, ПОВЕЛИТЕЛЬ НЕВЕДОМОГО», а ниже добавлено: «Знаменитейший и Всезнающий эль Сифр обратится к конгрегации Нового Храма Надежды в д. 139 по Западной 144-й улице, в субботу 21 марта, 1959 г, в 20.30. Сердечно приглашаем навестить нас. ВХОД БЕСПЛАТНЫЙ».

Я сунул плакат в свой чемоданчик. Кто может устоять против бесплатного представления?