Сердце бога

Вот какую вереницу воспоминаний вызвал у меня переезд из М. в мою московскую квартиру. Да, богатая я получилась наследница – однако отдала бы все, что у меня имелось, лишь бы они – мама, отец, прабабка с пратеткой – подольше от меня не уходили. Только сейчас я поняла со всей остротой, насколько же мне их не хватает. Не стало тех людей, которые любили меня ни за что, просто так. Просто за то, что я есть. Я понимала, что выйду замуж – за своего Ярослава (а может, кто другой подвернется) – и буду делать все, чтоб супруг меня любил. Однако все равно он станет любить меня за что-то – за приготовленный обед, за внимание к его проблемам, за ночь страсти, за… за… А чистой, бескорыстной любви мне теперь предстоит ожидать только от будущих детей – и то, ох, насколько она недолговечна, эта детская любовь…

Квартиру мне Шербинский подарил не абы какую, а со свежим ремонтом и мебелью. Ничего сверхъестественного, но хорошая техника и сантехника, веселенькие обои, кровать и шкаф из натурального дерева. Окна выходили вовнутрь двора-колодца, откуда поднимались ароматы восточной кухни (на первом этаже сталинского дома действовало японское кафе). Я подключила холодильник, поставила в него йогурт, кефир и диетическую колу, купленные в магазинчике на углу. Встречи с ветераном Пайчадзе и с поэтом Рыжовым предстояли мне только завтра. Сегодня у меня свободное время, и надо использовать его, чтобы пробежаться по магазинам. Москва, конечно, не Лондон, не Берлин и не Париж, и выбор здесь у́же, а цены выше. Но в нашем М. с обновками дела обстоят еще хуже, поэтому всякий выезд в столицу империи я старалась использовать для шопинга. На кухне я перекусила (купленным в магазине на углу) сэндвичем. Чтоб не скучно было, послушала песни Радия Рыжова, скачанные вчера с сайта на телефон. Песни мне неожиданно понравились.

Отдыхает за окном
Осень загорелая…
Много верст она прошла,
И мы прошли за ней.
Целый день мечусь как зверь,
Ничего не делая –
Осень, поздний твой огонь
Ада пострашней.
Ох, скорей бы это все
Замело-завьюжило!
Иль скорей бы дождь заладил –
Злой, наискосок!
Мне напомнил твой огонь,
Как сквозь небо южное
Смотрит месяц золотой
На золотой песок…[20]

Вот ведь странно: мне даже захотелось повидаться с тем, кто это придумал…

…Что я и сделала назавтра. Только сперва поехала на условленное рандеву с другим старичком – Георгием Михайловичем Пайчадзе из совета ветеранов авиамоторостроительного завода. Когда я бываю в столице, стараюсь не передвигаться на наземном транспорте. Дело не только в экономии денег, но и в сбережении времени. Полагаюсь на метро – и собственные ноги! Я доехала от «Рижской» до «Курской», а потом дошагала переулками и дворами до набережной Яузы. Навигатор заботливо вел меня.

Конструкторское бюро (и музей при нем) располагалось в величественном здании постройки пятидесятых годов. Я подумала: как много (и хорошо) тогда строили! Я в своем М. живу в сталинском доме, и московская моя квартира – родом из тех времен. Тогда закладывали краеугольные камни всех космических успехов. И делали свои, неплохие для тех времен, автомобили и самолеты. И величественное метро строили. Может, тогда и впрямь был для России золотой век? Великая эпоха?

Старик Пайчадзе ждал меня на проходной. Музейная дама не обманула, был он живой и статный, только седой как лунь и с густыми седыми бровями. Пропуск для меня оказался приготовлен. Вдохновленный тем, что хоть какое-то массмедиа проявило интерес к ветеранам любимого предприятия, он довольно быстро – я едва поспевала – промчал меня по коридорам учреждения. Вряд ли завод и проектное бюро переживали сейчас счастливые времена, потому что в коридорах мы пробежали мимо изрядного количества вывесок различных туристических и рекламных агентств и торговых фирм. Наконец, старичок втолкнул меня в большое двусветное помещение музея. Оно было уставлено макетами разнообразных воздушных судов, военных и гражданских, а по стенам увешано бесчисленными фотографиями. «История нашего предприятия, – торжественно и громко (явно проблемы со слухом) провозгласил Георгий Михайлович, – уходит своими корнями в дореволюционную Россию!» И – началось! Пайчадзе обрушил на меня груды информации. Сыпал названиями моторов. Объяснял, чем они отличаются и как совершенствуются. Рассказывал, на какие марки воздушных судов, военных и мирных, устанавливаются. Какую роль сыграли в победе в Великой Отечественной войне и в сдерживании вероятного противника во времена войны холодной. Очень скоро я потеряла нить, но боялась прервать – очень уж окрыленным и вдохновленным выглядел товарищ, как бы не обиделся.

– Простите, – наконец решилась я, – а что Старостин Федор Кузьмич? Я ведь о нем собираюсь писать.