Сердце бога

Но подготовить к полету молодежь надобно. А попутно, через все испытания и тренировки, выявить, кто из этой двадцатки более достоин. Тренировки и испытания оказались теми, о которых, как Провотворову доложили, говорил в своем выступлении этот мозгляк, муж Гали Иноземцевой. Больше ничего особенного не придумаешь. Центрифуга – как парни переносят перегрузки? Барокамера – недостаток воздуха как на них сказывается? Вибростенд. Кресло Кориолиса – как действует качка и укачивание? А еще сурдокамера – запереть каждого в одиночку в крошечном помещении, чуть больше кабины будущего космолета, и пусть сидит без связи и звуков извне, сам не знает сколько – может, полет до десяти суток продлится, если тормозная система откажет. А еще нужно каждого научить, хоть это летчикам и противно, прилично с парашютом прыгать – приземляться в любом случае придется отдельно от корабля, под куполом. И в свободное время – спорт: волейбол, футбол, турник, батут, кольца, баскетбол. Где, как не в играх, проявляется истинная суть человека? А еще надо внимательно следить, как парни общаются, что говорят, что умалчивают, как выступают на собраниях, едят, спят, нервничают, читают, пишут, рисуют. Ребята они все хорошие, но для особенного задания из особого отряда следует выделить самого лучшего, не правда ли?

Одна половина испытателей отправилась на Волгу, под Саратов, тренироваться в парашютных прыжках. Другая оставалась на Чкаловской, ездили группами в Томилино, на центрифугу, и в Институт авиационной медицины, на барокамеру и сурдокамеру. Собеседовали с психологами. Занимались физкультурой. Проводили политзанятия. Выпускали боевые листки и стенгазеты.

От молодых парней генерал напитывался юной энергией, энтузиазмом. Его новое дело ему нравилось. Все чаще он оставался ночевать на Чкаловской, где ему обустроили кабинет с комнатой отдыха. Но когда все-таки возвращался в Москву, в свою квартиру – которая, несмотря на уборщицу Василису, все больше приходила в запустение, – его задевала мысль о том, что в его жизни чего-то не хватает. Потом она, эта мыслишка, стала разрастаться и являлась к нему и в те вечера, что он коротал на Чкаловской. А затем начала даже вспыхивать в рабочее время. И тогда он постарался дать самому себе отчет: если ему кажется, что чего-то ему недостает, то следует определить – конкретно чего? И ответ на этот вопрос (стоило его только задать!) высветился со всей очевидностью: мне не хватает не «чего», а «кого». Мне не хватает Гали!

Он вспоминал о ней все чаще. И чем дольше не видел, тем большим собранием положительных качеств она ему казалась. Молодая, красивая, дельная, активная, веселая, собранная, деловая. И наплевать, что замужем. Что у нее есть ребенок. Воображение (словно он был четырнадцатилетним подростком) рисовало ее черты: черная копна волос, серые глаза, волевой рот. Да, подобное с ним творилось впервые. Никогда еще женщина (ни покойная жена, ни тем более многочисленные ее эрзац-заменители) не вызывала в нем раньше такого количества мыслей. С этим требовалось считаться – и это требовалось прекратить.

Полковник Чиносов из центрального совета ДОСААФ доложил ему по телефону, что с Галиной Иноземцевой переговорили, однако она категорически отказалась принимать участие в сборах и последующих соревнованиях. Причина простая и уважительная: декретный отпуск, ребенок родился в марте. Однако адрес полковник генералу сообщил: Энская область, город Энск, улица Коминтерна, дом двадцать, квартира двадцать три.

Генерал поднял трубку спецвязи. В конце концов, командующий Энским военным округом, генерал-майор Возницын, его давний, еще с войны, приятель. Можно сказать, фронтовой товарищ.

Энск

Галя

Юрочке пора было спать, и она решила пройтись по городу – прогуляться с малышом в колясочке. Балкон, конечно, хорошо и очень удобно, но если она его будет укладывать только там, то совсем ходить разучится. Антонина Дмитриевна и Аркадий Матвеевич были на работе, поэтому пришлось поочередно спускать со второго этажа сначала коляску, а потом ребенка. Ксению Илларионовну по причине старости к подобной работе привлечь не удалось. Подумала мимоходом: «Почему многоэтажные дома строят без лифта и безо всяких полозьев для колясок? Понятно, сразу после войны, когда пленные немцы эти здания возводили, ни о каких колясках никто не думал – было бы жилье для людей. А сейчас? Пятнадцать лет с войны прошло. Интересно, как с этим обстоят дела за границей? – Но оборвала себя: – Да там наверняка никто о трудящемся человеке не задумывается. Хорошо еще, у нас, в СССР, у подъезда можно коляску оставить, никто не утащит – у них бы там живо ей ноги приделали. Известно ведь, какая преступность царит в странах капитала».