Сердце для любимой

Пару раз могли перевернуться, подскочив на колдобине. Еще несколько раз общественный транспорт заносило на нечищеной дороге, и мы едва не улетели в кювет. Водитель оказался экстремалом. Но до деревни с романтичным названием Малая Лопуховка все-таки доехали без жертв.

По пояс в снегу добирались до дома родственников Ани. Я вспомнил французов в 1812 году по дороге из златоглавой Москвы до городу Парижу. Очевидно, я чувствовал то же, что и они. Снег сразу забился в ботинки и там растаял. Ноги моментально замерзли, пальцы одеревенели.

Тропинка была узкая. Я полз по сугробам за Аней. Она бодро пробиралась вперед, как маленький бульдозер, оставляя за собой глубокие следы.

Через несколько минут я приноровился к ее темпу и даже стал смотреть по сторонам. Картина была поистине великолепна. Домишки утопали в снегу. Над их крышами поднимался дым. В воздухе пахло костром – кто-то жарил шашлык. За деревней на пригорке виднелся лес, словно засыпанный сахаром. Деревья стояли нарядные, белоснежные.

Не зря я согласился на это рискованное путешествие. Мне уже начинает тут нравиться, несмотря на замерзшие ноги. Не Альпы, конечно. Но что-то совсем другое, родное и близкое. Есть в этом какая-то первозданная, простая русская красота.

Аня резко остановилась, я врезался в нее со всей дури и опрокинул девушку в сугроб. Достал ее, отряхнул. Она заливисто смеялась. Я не заметил подвоха, и через мгновение оказался в сугробе сам. Мы валялись в снегу как дети. К дому Аниной родни мы подошли похожие на двух снеговиков.

Ирина оказалась гостеприимной и приветливой женщиной. Настоящая русская красавица – крепкая, румяная. Отругала меня за ботинки и выдала толстые и колючие шерстяные носки. Накормила нас до отвала изумительными пирогами. Я таких в жизни не пробовал!

Дочка у Ирины милая, шустрая и очень любопытная. Засыпала нас бессистемными вопросами и потащила кататься на горку. Вот оттуда я реально едва приволок ноги. Вспомнил детство. Во дворе у нас тоже была горка. Мама всегда страшно ругалась, когда я приходил с нее обледеневшим и счастливым.

Ирина ложилась рано и рано вставала. У нее хозяйство, надо доить корову и убирать хлев. Она постелила мне в зале на диване, а Аню устроила у Светы в комнате. На меня Ирина глянула очень строго, и я понял, что никакого интима в своем доме она не потерпит. Да я, собственно, и не планировал… Даже не думал об этом.

Для нас Ирина затопила печку-голландку. Ею пользовались редко, она осталась с незапамятных времен и была больше для антуража. Аня сидела перед печкой на низенькой скамеечке, а я пристроился на полу рядом на цветном вязаном половике.

Дрова в печи потрескивали, и я не мог оторвать взгляда от пляшущих языков пламени. Вроде, то же пламя, что в камине нашего загородного дома. Такое, да не такое… Нет помпезного зала с дубовыми панелями и огромной хрустальной люстрой. Нет старинной мебели, похожей на мрачные монументы.

Низкий беленый потолок, по стенам ковры. Пол дощатый, крашеный коричневой краской. Сервант с дешевой хрустальной посудой. Убого? Нет. Мне было уютно, как в детстве. Кружка с горячим чаем грела руки. Так бы и сидел тут. Аня повернула ко мне голову:

– Хорошо, правда?

Я молча кивнул. Еще как хорошо! Пламя мягко освящало лицо Ани. Она задумчиво улыбалась. Интересно, о чем она сейчас думает? Вряд ли обо мне…

– Аня, – позвал ее тихонько.

Она ответила не сразу:

– Что?

– О чем задумалась?

Она повернулась ко мне и лучезарно улыбнулась:

– Да ни о чем. Просто мне хорошо. Что мы здесь, что ты рядом. Даже объяснить не могу, о чем думаю.

Наверное, это и есть умение радоваться мелочам. Аня вынула из коробки, стоящей рядом с ней на полу печенье и протянула мне. Я взял ее руку. Осторожно откусил кусочек печенья. Густые ресницы Ани вздрогнули, она подняла на меня глаза и снова улыбнулась.

В этом не было ничего эротичного, чувственного. Просто добрый и ласковый взгляд. Но что-то снова сладко защемило у меня в груди. Никогда ничего подобного я раньше не чувствовал. Мне захотелось обнять ее и защитить от всех невзгод на свете. Заботиться об этой девочке. Любить ее? Что значит любить? Уж точно не переспать пару раз. Я отогнал странные мысли. Сейчас философия ни к чему. Мне тоже просто хорошо, и все…

– Расскажи о себе, – попросила Аня.

– Ладно, – этого следовало ожидать. Рано или поздно Аня захотела бы узнать обо мне больше. Ну, тогда пусть и о себе расскажет. – А потом ты, – поставил я условие. – Идет?

– Идет.

– У меня хорошая обычная семья – мама, папа. Я единственный ребенок. Поэтому жуткий эгоист. Отец историк, искусствовед. Мама – ботаник. В прямом смысле. Преподавала в гимназии, теперь предприниматель. У нее цветочный магазин. Я окончил истфак в универе. Но понял, что это не мое. Потом учился в экономе. Пока ищу себя, стараюсь жить самостоятельно и не сидеть на шее у родителей.

Надо же, почти не наврал! Ну, я и правда, еще в поиске. И живу отдельно от предков.