— Должны его оставить, — произнесла Элите, нежно убаюкивая младенца.
— Оставить⁈ — воскликнул Олли и тут же вжал голову в плечи и заозирался по сторонам.
Но свет у соседей не зажегся, и никто не высунул свою любопытную голову на улице. Народ спал после гуляний и видел, наверное, сны…
От мысли о снах Олли поплохело. Он подхватил корзину, закинул внутрь свиток и поспешил увести жену в дом. Только закрыв двери изнутри, задернув занавески на окнах и усевшись за стол, он смог продолжить говорить.
— Ты ведь тоже прочитала, что там написано! — помахал он свитком.
— А не ты ли еще несколько минут назад сказал, что это лишь маленький мальчик? — парировала Элите.
Олли, не находя что сказать, молча открывал и закрывал рот. Они ведь даже и не ссорились никогда жили душа в душу. Всегда заботились друг о друге и поддерживали. В начале потому что сильно друг друга любили и пытались не навредить хрупким, юным чувствам, а потом, когда любовь окрепла и пустила корни в их души, то еще и потому, что кроме них двоих у Олли и Элите больше никого не было.
— Да, но не когда я прочел, — Олли снова заозирлся по сторонам и сбавил голос до шепота. — что это сын Хельмера! Того самого Хельмера, понимаешь? Который Повелитель Ночных Кошмаров! Им же детей пугают! А перед нами его сын!
— Его и жрицы судьбы, — снова возразила Элите. — и не мы ли с тобой каждый месяц оставляем в их храме половину твоего заработка? Не мы ли каждую ночь обращаемся молитвами к Кестани, чтобы та наградила нас маленьким? И вот теперь, когда нам приносят на порог нашего…
— Нашего⁈ — воскликнул Олли.
— Нашего, — с нажимом повторила Элите. — нашего ребенка, ты… боишься?
— Я не боюсь, я…
— Возьми его на руки, любимый, — Элите протянула ребенка мужу. — возьми не как чужого найденыша на улице, а как маленького мальчика. Ты ведь сам так сказал.
Испытывая одновременно смесь отвращения и опустошающего ужаса, Олли поднял ребенка на руки. Заглянул в его глаза и…
Что-то горячее. Горячее и тепло зажглось глубоко внутри него и мгновенно заполнило пустоту, с каждым днем лишь разраставшуюся у сердца. Он смотрел в эти огромные глаза и невольно ответил улыбкой на смешную, беззубую улыбку маленького ребенка.
— Да… — прошептал Олли. — наш… наш мальчик.
— Как мы назовем его? — спросила Элите, любуясь тем с какой нежностью и заботой держал на руках ребенка Олли.
Она не сомневалась, что её муж найдет в своем сердце место для ребенка. Пусть и сына Хельмера. Олли всегда был таким. Он, казалось, был готов обнять весь мир.
— Имя ребенку должна давать мать, — покачал головой Олли, возвращая младенца обратно на руки Элите. — так завещают матери наших матерей.
— Это когда женщина дает новую жизнь, — напомнила Элите. — тогда, через боль и радость, можно услышать шепот имен. И в нем различить имя ребенка. Но я не давала ему жизнь и ничего не слышу.
Олли задумался. Дать имя, по поверьям, это практически написать половину судьбы. Ведь именно под таким именем Кестани запишет новую душу в Книге Тысячи. Так что нельзя было ошибиться.
— Его ведь принесли в наш дом, да? — задумался Олли.
— Именно так.
— Из всех домов на нашей улице, — продолжил горшечник. — кто бы не принес ребенка, он выбрал далеко не самый богатый, и не самый большой и, уж тем более, не самый крепкий.
— Ты обязательно починишь дымоход, родной, — поспешила успокоить переживающего мужа Элите. — просто твоей спине надо немного отдохнуть. Побереги себя.
— Отдохнуть, — фыркнул Олли. — а то я сильно устаю! Вот прям хоть сейчас могу пойти и починить этот дымо…
Он замолчал. Посмотрел на ребенка и замолчал. Да, дымход надо было починить. И поправить ставни на окнах. А еще укрепить крыльцо и ступеньки, чтобы маленький не повредил ногу. И… еще очень много чего сделать.
Ведь теперь они были не вдвоем. У них появился еще один человек. Человечек…
— Знаешь, Олли, что в нашем доме особенного? — прошептала жена, убаюкивая дитя.
— Что же?
— Ты правильно сказал, — Элите потерлась своим носом о кончик носа ребенка и тот смешно закряхтел, будто пытался засмеяться, но еще не умел. — на нашей улице есть дома и богаче, и крепче, и с куда большим двором, но ни в одном из них мы не живем. Этого ребенка принесли нам и только нам. Так что и назовем мы его…
Она посмотрела в его глаза. Красный и карий. И где-то там, среди отсветов звезд над их головой, услышала тихий шепот.
— Мы назовем его Элиол.
Глава 1983
Элиол, прикусив язык от усердия, старался, как и учел отец, аккуратно, но твердо, нежно, но крепко, прижимать пальцы к вертящейся на круге влажной глине, аккуратно формируя при этом бортики. Он немного согнул палец, и глина над ним начал формироваться в виде маленький загнутой полоски.
Но не это было самым сложным. Самым сложным было правильно остановить круг, чтобы глина не потеряла формы — иначе все придется делать заново.
Но Элиол хорошо с этим справлялся. Остановив круг, он взял нить и срезал изделие с платформы, после чего положил его на стоявший рядом противень.
Там уже красовалось пять пузатых горшков. Затем их надо будет убрать в печь и обжечь.