По центру стражники уже ставили гончарный круг и таз с водой и глиной. Рядом стоял барон и как-то странно смотрел на Элиола.
Так, как Элите порой смотрела на продукты на рынке, перед тем как их купить.
— Приступай, — повелел градоначальник.
Глава 1987
Элиол сидел на мосту над каналом и качал ногами. Там, внизу, в реке, плавали рыбки. Не такие красивые, как в пруду у барона, но все еще — очень милые.
Они забавно дергались из стороны в сторону, не понимая, куда им плыть и что делать. Элиол чувствовал себя так же, как и эти рыбки.
Он тоже не знал, что ему делать. Уже скоро начнет смеркаться и ему нужно было вернуться домой, но он не хотел.
Дома придется все объяснять и рассказывать. Рассказывать, как он на спор пробрался на конкурс мастеров и объяснять, как он из глины слепил статуэтку, от вида которой у барона аж руки затряслись, и он повелел, чтобы Элиол приходил, следующие восемь лет, в этот самый день и делал…
Вот здесь, в слове «делал» и находилась главная загвоздка. Потому как одной только глины градоначальнику было мало. Он пожелал, чтобы в следующем году Элиол вырезал лицо Тисэ в дереве. Через год выковал её в железе. На третий год он должен был выточить её из драгоценного камня. На четвертый сложить из мозаики. На пятый выдуть в стекле. На шестой написать портрет. На седьмой вырезать из мрамора, а на восьмой… на восьмой барон сказал, что Элиол должен создать нечто такое, что принесет славу всему Тиду, а Тисэ сможет выйти замуж за принца Срединного Царства.
А за каждый раз, когда у Элиола получится сделать то, что от него требуют — его семья будет получать годовое жалование. С каждым разом все больше и больше.
И раз уж у него получилось сделать статуэтку из глины, то со следующего дня их семьи будет ежемесячно получать из козны по семь серебренных монет.
Столько Олли с Элиолом не зарабатывали даже в самые сытные месяца, когда заказов было хоть отбавляй.
Любой другой мальчишка должен был радоваться. Плясать от счастья и бежать домой — нести радостную весть родителям. Но Элиол… он сидел на мосту, качал ногами и смотрел на свое отражение.
Оттуда, из реки, на него уставились два разноцветных глаза, а по плечам разметались серые волосы.
— Ты сегодня опять пришел, — прозвучал голос рядом.
Элиол повернулся и увидел рядом с собой женщину. Она не было особенно красива — мягкие черты лица портили следы шрамов, а высоко посаженные глаза делали лоб низки и словно бы впалым. Но Элиола никогда не волновало, как выглядела эта высокая женщина в жреческих одеждах.
Она служила в храме Кестани и, порой, приходила на этот мост. Тут они и познакомились. Элиолу нравилось с ней беседовать. Он и сам не знал почему.
Просто… просто жрица никогда не говорила ему что делать, а что нет. Что правильно, а что плохо. Как надо, а как дурно. Она просто слушала его. И беседовала.
Ему нравились эти беседы.
— Пришел, — кивнул Элиол.
Жрица встала рядом и оперлась локтями на борт моста. Зазвенели многочисленные браслеты на её запястьях и, из-под одежд, показались укрытые жреческими татуировками запястья.
— Ты сегодня был у барона.
— А как вы…
— Градоначальник попросил у храма наставницу для его дочери, — ответила на незаданный вопрос жрица. — Ей стану я.
Брови Элиола от изумления взлетели вверх и он облегченно выдохнул.
— Это хорошо.
— Ты рад?
— Да, — кивнул мальчик. — даже очень.
Жрица достала из складок одежды небольшой кожаный мешок. В нем она хранила крошки, которыми кормила рыбок. Она протянула горсть мальчику и тот тоже начал бросать крошки в канал, наблюдая за тем, как рыбки роились в их тени и забавно хватало ртами падающие крошки.
Они ведь сюда именно поэтому и приплывали. Потому что их здесь подкармливали.
— Почему?
Элиол пожал плечами.
— Она грустная какая-то, — ответил он. — и даже кузнечиков никогда не ловила. Наверное это жутко скучная жизнь, когда ты не можешь половить кузнечиков или покидать камни в реку.
Жрицы улыбнулась. Легко и тепло. Почти так же, как улыбалась его матушка, когда смотрела как Элиол ест.
— Ты думаешь со мной она станет веселее? — спросила жрица, отряхивая пальцы от крошек.
— Не знаю, — честно ответил мальчик.
Они замолчали ненадолго. С жрицей Элиолу нравилось не только общаться, но и молчать. Порой ему даже казалось, что молчали они о больше, нежели говорили. Если такое вообще возможно.
— Я видела статуэтку, которую ты слепил, — внезапно произнесла она.
— И как вам?
— Красивая, — кивнула женщина. — но грустная. Словно плачущая.
— Мне так и показалось, — объяснил мальчик. — что Тисэ часто плачет. И грустит. Она ведь совсем одна. Ни друзей, ни мамы. Кстати, а что случилось с женой градоначальника?
— Она умерла, — не сразу ответила жрица. — во сне.
— Во сне… — протянул, мечтательно, Элиол.
Рыбки под его ногами все плескались, требуя еще немного угощения. Но у них уже ничего не осталось.
— Почему я не вижу снов? — спросил он.
Жрица знала, что Элиол не видел сны. Причем единственная из всех. Мальчик не рассказывал этого ни отцу, ни матери, ни друзьям. Не потому, что боялся или что-то такое. Просто как-то к слову не приходилось.