Я замешкалась. Мне как никогда хотелось побыть одной – насколько это возможно при постоянном присутствии тамиру в моей голове. Но и обижать Шейна грубым отказом не хотелось. Я судорожно пыталась подобрать подходящие слова, и тут Эспер пришел на выручку. Он что-то коротко ответил Шейну. Друг нахмурился, но уже в следующее мгновение смягчился, понимающе кивнул и вновь переключил свое внимание на ар’сэт.
Мы с Эспером продолжили прогулку. Но одиночество, которым я пыталась насладиться, продлилось недолго – нас нагнал Арий.
«Спрашивает, куда мы идем, – перевел тамиру слова Ария и нехотя добавил: – И снова назвал тебя птицей».
«Пташкой», – поправила я, не сдержав тихого смешка.
«А теперь спрашивает, почему ты смеешься».
Арий шел рядом, с недоумением разглядывая мое лицо, и я вновь весело усмехнулась.
Не знаю, что именно Эспер сказал брату, но тот вдруг вздрогнул, будто ужаленный, и опустил взгляд. Чуть замедлившись, он поравнялся с семенящим позади тамиру и о чем-то тихо с ним заговорил.
Мы покинули Шеадар, проскользнув сквозь завесу тяжелых лиан, и оказались в джунглях. Казалось, мы очутились в совершенно другом мире, полном жизни и звуков, которые не проникали под купол хоарт: над головой заливисто пели птицы, вдали кричало какое-то животное, а ветер играл ветвями, будто на скрипучем инструменте.
Где-то неподалеку мелодично журчала река, и оттуда веяло спасительной прохладой – солнце еще не успело подняться высоко, но воздух уже накалился. Не спасала даже густая тень деревьев.
Я раздвинула широкие, в половину моего роста, листья кустарника, и мы вышли к воде. Над искрящейся поверхностью витали духи, подобных которым я видела на священной поляне: полупрозрачные рыбки скользили по воздуху, догоняя подхваченные рекой опавшие лепестки, и изредка ныряли в пенные барашки, а призрачные рогатые белки прыгали по мокрым камням, весело играя.
Тут же на берегу был Кьяр.
Чем-то, что напоминало полукруглые ножницы с очень длинными ручками, мальчик срезал странные цветочные бутоны. Оранжевые и полупрозрачные, они напоминали маленькие аквариумы, в которых клубилась сиреневая пыльца. Розовый фьёль возбужденно носился рядом, предостерегающе попискивая. Кьяр медленно подбирался к очередному растению. Аккуратно обхватив стебель острыми концами своего орудия, он сомкнул лезвия и в этот момент заметил нас. Мальчик вздрогнул, его хвост дернулся в сторону, задел один из цветков за спиной, и бутон выплюнул в воздух облако сиреневой пыльцы. Фьёль резко взмахнул щупальцами, словно медуза, и поднялся повыше. Кьяр закашлялся.
Я поспешила на помощь, но Эспер поймал меня зубами за широкую штанину.
–
Цветное облако осело. Кьяр неподвижно стоял в окружении цветов, с недоверием взирая на бутоны: не собирается ли кто-нибудь из них тоже плеваться пыльцой? Цветы замерли, будто следили за ним в ответ.
Мальчик закрепил инструмент на кожаном ремне за спиной, медленно поднял с земли деревянное ведерко с крышкой и осторожно, замирая после каждого шага, пробрался к нам. Фьёль опустился ему на плечо.
– С тобой все в порядке? – обеспокоенно спросила я, ощущая легкое покалывание вины, ведь это из-за нас ар’сэт оказался с ног до головы покрыт темно-сиреневыми пятнами, которые контрастировали с его еще светлой кожей.
Кьяр дождался, когда Эспер переведет мои слова, и весело отмахнулся:
Мы недоуменно уставились на мальчика.
–
Теперь я поняла – он говорил о чешуйках, искрящихся на лицах и плечах взрослых ар’сэт.
–
Мальчик задумчиво постучал пальцем по подбородку, подсчитывая.
–
–
–
–
Мальчик оказался очень активным, смешливым и говорить любил больше, чем слушать. Уверенно прокладывая путь сквозь джунгли, он трещал без умолку, лишь изредка делая паузу, чтобы вспомнить слова чужого языка.
«Откуда он вообще его знает?» – удивилась я, и Эспер тут же перевел мой вопрос.