Сердце искателя приключений

Вот уж где действительно нечасто видишь женщину, так это в лавках, торгующих скобяными изделиями. Туда заходят главным образом крестьяне и ремесленники, которые, прежде чем купить какой-то предмет, подвергают его тщательной проверке. Там аккуратно разложены сотни разных вещей. Они носят диковинные имена, но продавец находит их так же быстро, как слова в своем словаре. Здесь звучит язык кузнецов – язык, понятий которого с лихвой хватит на целый арсенал технических новинок. Мы удивляемся тем народам, где каста кузнецов имеет свой собственный язык. И все же видим, что в этих лавках редко обходится без форменного допроса, устраиваемого продавцом клиенту, пока тот по имени не назовет нужную ему деталь или инструмент – клиент-де собирается приступить к каким-то действиям, даже не зная, как они называются!

Покупатель выходит из скобяной лавки с таким чувством, будто приобрел добрую полезную вещь. Напротив, когда выходишь из суконной лавки, тебя посещают сомнения, не было ли обмана. Ткань по своему существу способствует обману, ведь не зря же говорят о паутине лжи, сетях лжи и хитросплетениях мысли. Оттого-то полотно продают с уговорами, и нигде не услышишь столько пустой болтовни, как там, где рядятся из-за материи. Это различие распространяется на огромные пространства: даже по атмосфере города видно, властвует в нем кузнец или ткач. В городах кузнецов случается насилие, но там выше ценят свободу. А города ткачей уже стали нарицательным именем для особых форм эксплуатации, потому что нитями человека можно пленить надежнее, чем цепями.

Синий цвет

Юберлинген

Мы маленькие рябинники, которых мать-земля завораживает красным цветом. Красный – это ее внутренний материал, который она прячет под своими зелеными юбками, под своими белыми кружевами, сотканными изо льда, под серыми воланами, которыми океан окаймляет свои побережья. Нам нравится, когда наша мать открывает какие-нибудь из своих секретов, мы любим блеск пещеры Фафнира, любим кровь в жаркие дни битвы, любим полные полуоткрытые губы, ждущие наших губ.

Красный – это наш земной жизненный материал; мы сплошь и рядом окружены им. Оттого красный цвет близок нам – столь близок, что между ним и нами нет ни малейшего зазора для мысли. Это цвет чистого присутствия; под его знаком мы понимаем друг друга без звуков.

Но в то же время, ради нашего блага, на этот цвет наложены крепкие печати. Мы его горячо приветствуем и так же стремительно отшатываемся от него; он заставляет сердце биться чаще, но в то же время и боязливее. Иначе мир выглядел бы так же, как комната Синей Бороды, и, как арена хаотичных столкновений, был бы озарен бликами разгорающихся пожаров. От этого нас защищают хранящие и направляющие силы – княжеский пурпур и чистое пламя очага весталок.

Такая бережливость делает нам честь, но требует в качестве своего дополнения принцип высшего, законодательного духа, которому подчинен синий цвет. В этом цвете обозначаются два крыла духа: удивительное и ничто. Синий цвет – зеркало таинственных глубин и бесконечных далей.

Так, синий известен нам прежде всего как цвет неба. Более бледный и холодный, часто соприкасаясь с серым или даже с зеленым, он вызывает в нашей груди чувство пустого и безграничного пространства. Лишь вблизи тропиков излучается вечно ясная атлантическая синева, которую поистине можно уподобить небесному шатру. Но по ту сторону земной дымки небесный свод светится своим глубочайшим, стремящимся к черному сиянием, и, возможно, именно там явственно открывается взгляду мощная власть ничто. Звезды плавают по нему, как плавает в маточном растворе кристалл.

Глубокие моря улавливают этот цвет и разнообразно отражают его – от матового кобальта до светлой лазури. Есть морские дали, что сияют как темный шелк или сапфир, есть кристально ясные поверхности над светящимся дном, а у скал – водовороты, где из пучины цвета чашечек и зениц вырываются струи, чудесно разливаясь вширь. Всякий, кто любит море, помнит моменты оцепенения и следующие за ними моменты ясной духовной радости при виде такого зрелища. Не вода и не бесконечность воды вызывает эту радость, а ее божественная, нептуническая сила, живущая даже в самой малой волне.

Синий – это цвет пограничных мест и пределов, недоступных для жизни, например, дымки, которая растворяется в ничто, вечного снега и самого центра пламени. Подобным же образом он проникает в тени, сумерки и далекие линии горизонтов. Он сродни покою и чужд всему подвижному.