Сердце искателя приключений

Когда появляется красный цвет, мы ощущаем приближение и ускорение отношений – синее, напротив, вызывает чувство удаления и промедления. Сад с синими цветами поэтому наиболее благотворно влияет на наши глаза. Комната с синими стенами представляется нам больше, спокойнее, но и холоднее. Синий цвет имеет целительную для сердца силу. Народная мудрость связывает его со всеми странными, ненастоящими, хмельными состояниями, в особенности если это лазоревый цвет; затем он опять-таки выступает как символ таинственного, верного и постоянного. В самом деле, синий, в противоположность поляризующему красному, является цветом, наиболее подходящим для человеческих союзов, универсальным цветом как таковым. Подобным же образом он указывает на духовную жизнь и, особенно в фиолетовых оттенках, на бесплодность плоти.

Синий цвет связан с духовным, но не с благородным состоянием – последнее как раз характеризует красная гамма, преобладающая в пурпуре. Он почти не имеет оттенков – он уместен там, где закон соединился с самой жизнью, не там, где его насильственно применяют. Соотношение синего и красного дает материал для возвышенной медитации: в сфере космического – о небе и земле, в сфере человеческого – о священнической и царской власти.

Черная треска [19]

Берген

Корабль зашел в порт глубокой ночью, и краны немедленно приступили к разгрузке. Лежа в своей маленькой каюте, я сквозь сон слышал, как они поднимали грузы из трюмов корабля и опускали их на берег. Под эти мерные звуки, разделенные моментами тишины, мне приснился недобрый сон. А привиделось мне, будто один из крюков зацепил меня за край одежды и поднял на огромную высоту, снизу же на меня смотрела испуганная толпа людей. Когда один кусок ткани рвался, крюк цеплялся за другой, и я продолжал висеть. После каждого такого движения зрители издавали громкие крики. Наконец кран осторожно опустил меня на землю. Толпа поспешила навстречу, и я узнавал в ней людей, которым я был неприятен и которые всегда желали мне зла. Тем более странным показалось мне то, что все они смотрели на меня дружелюбными и сочувствующими взорами. Они дотрагивались до меня кончиками пальцев и ощупывали мое тело.

Проснувшись, я вышел на берег, чтобы прогуляться по торвету. Северные портовые города напоминают мне картины из далекого детства; они навевают скуку, но в них я чувствую себя как дома. К этому времени в порт начали стекаться рыбацкие лодки, уходившие на ночь в море, и прилавки торговцев рыбой наполнились свежим уловом. Мое внимание привлекла треска, гладкая блестящая рыба, которую вылавливают в огромных количествах и из-за черного цвета еще называют «угольщиком». Перед смертью жизненная сила выходит из нее чередой мелких продолжительных содроганий. Тысячи и тысячи рыб раскинулись по рынку черным трепещущим ковром, окаймленным с четырех сторон пестрыми прилавками цветочных лавок – жуткое и веселящее зрелище.

Я обратил внимание на одного работника, который, заигрывая с красивой служанкой, умертвил не менее сотни рыб. Он выхватывал их из чана и не глядя перерезал им острым ножом глотки прямо под жабрами. Это равнодушное занятие резко контрастировало с болью, которую оно вызывало. И дело было не столько в жестокости, сколько в механическом безразличии к происходящему. Какими тщательными и осмысленными были движения старого рыбака, которого я наблюдал на Юге, у небольшого утеса в Алкудии, за сортировкой и разделыванием улова! Между ними такая же разница, как между получающим свой товар торговцем и охотником, приносящим дичь.

За завтраком мне пришла в голову мысль, что мы живем в эпоху двойного истребления, когда нам угрожает как деловая хватка первого, так и хладнокровная жестокость другого. Подобно Одиссею, мы плывем между Сциллой и Харибдой мировых и гражданских войн – и, вероятно, как и эти рыбы, не знаем даже названия того процесса, в сетях которого бьемся. С каким удовольствием я прочел бы об этом в какой-нибудь книге по всемирной истории через пару столетий! Но, к сожалению, такие отчеты часто напоминают страницы, где не хватает точек над i. В Париже 1792 года тоже были приятные вещи, такие же, как и превосходный завтрак, подаваемый на рыбном рынке в Бергене в одиннадцать часов утра прямо рядом с прилавками.

Historia in nuce : колесо фортуны

На борту

Типичное зрелище, часто наблюдаемое на наших ярмарках, – группы людей, собирающихся вокруг колес фортуны. Мы безучастно проходим мимо одной из фигур судьбы, которым подчинена наша жизнь, и не придаем этому колесу никакого значения. А между тем его стоило бы рассмотреть чуть внимательнее, даже если мы пренебрегаем выигрышем, который сулит нам смешной крикун.