Сердце из стекла. Откровения солистки Blondie

Когда я приехала к ним в другой раз, Том и Аланна выделили мне спальню на втором этаже, а сами обитали в спальне внизу. Аланна хорошо помнит то время. Она только что стала матерью. Это был ее первый ребенок, и одновременно начался ее первый настоящий текстовый проект. Она до ужаса боялась, что ребенок заплачет и разбудит меня и я подумаю, что она недостаточно серьезно подходит к работе. Когда маленький Джексон на следующий день проснулся в пять утра и заплакал, чтобы его покормили, она забралась с ним в шкаф и сидела там среди пальто и платьев, чтобы они заглушили его хныканье. Она не знала, что я жаворонок. Я все слышала. На следующее утро, когда ребенок заплакал, я сбежала вниз, открыла шкаф и протянула ей чашку чая. Потом взяла Джексона и пошла играть с ним. Когда мы работали над песнями в маленькой студии, он спал в переносной детской кроватке, которую обычно ставили между дверью и косяком. Когда Джексон подрос, Аланна рассказала ему, что первой его работой была должность «дверной ограничитель Дебби Харри».

Дом находился на Уондсворт-Коммон, напротив тюрьмы. Мы с Аланной хотели немного похудеть, поэтому вечерами бегали по лужайке. Аланна брала с собой ножницы и на обратном пути забиралась в сады и срезала розы. Она с ума сходила по этим цветам. Домой она всегда приходила с полной охапкой. Иногда нас поджидали папарацци, пытавшиеся поймать меня на камеру в поту и без макияжа. Аланна злилась от моего имени, орала на них и била их крадеными розами.

Еще мы с Аланной катались на этих чудных красных двухэтажных лондонских автобусах. А также много ходили пешком, что я просто обожаю. Однажды, когда мы бродили по магазинам, она спросила меня, как так получается, что меня не узнают. Все просто, ответила я. Дэвид Боуи поделился со мной секретом. На мне была толстовка и мешковатые штаны; я откинула капюшон, расправила плечи, вскинула голову и улыбнулась. Люди стали меня узнавать и выкрикивать мое имя. Тогда я опустила капюшон, ссутулилась и снова стала незаметной. Приятно скрыться в тень, когда просто ходишь по магазинам с подругой.

У меня еще столько историй с Аланной. Я и по другим случаям оставалась у нее в Лондоне, в той же башенке, где мне снились странные сны. Ее сын, Джексон, к тому времени уже начал ходить и был сущим бесенком. Он бегал вокруг и срывал с себя одежду. Я привыкла, что где-то рядом всегда скачет его миленькая голая попка.

Аланна тоже приезжала ко мне в Нью-Йорк погостить. Однажды я представила ее своей подруге Вали Майерс. Это была роскошная, рыжая, дикая женщина, мечтательница, танцовщица и художница – к сожалению, она давно ушла из жизни. В то время она жила в отеле Chelsea. По всему полу валялись журналы и мины собачьего дерьма, так что мы с Аланной устраивались за кухонным столом и обсуждали с Вали ее картины.

Впервые я услышала о Вали в шестидесятых, когда переехала в Нью-Йорк. Я часто встречала на улицах женщину с дикой копной волос и татуированным лицом. Я не знала еще, кто она такая, но ее внешность меня поразила. Она намного, намного опережала свое время. Вали родилась в Мельбурне и одно время танцевала в местном балете. Но в 1949 году, в девятнадцать лет, она уехала из Австралии, чтобы продолжить карьеру танцовщицы в Париже. Среди ее друзей были Сальвадор Дали, Жан Кокто, Джанго Рейнхардт, Жан Жене и прочие светила искусства. Она сама была авантюристкой и самобытным художником. Вали рисовала тонкими линиями, карандашом и чернилами, создавая картины со множеством деталей и узоров, делала портреты и эскизы животных. У меня есть ее прекрасная картина: рыжая женщина с большой красной вагиной. Невероятная. Кстати, Крис назвал свою дочку Валентиной в честь Вали. Думаю, Вали очень нравился Крис. Разумеется – Крис милашка, так что ничего удивительного.