Сердце Кровавого Ангела. Дилогия

Неужели несколько минут, в течение которых рядом с Аденом Ларесом я успела почувствовать себя не жалким ничтожеством, а женщиной, заслуживающей гораздо большего, настолько меня изменили? Наверное, сейчас я ненавидела Кровавого Ангела не меньше, чем Красса. Зачем он растравил мне душу? Зачем показал, что все может быть иначе? Зачем смотрел с таким неподдельным интересом, разговаривал со мной, как с равной, был так внимателен? Осознание, что это делал тот, о ком мечтали самые влиятельные женщины и мужчины, настолько вскружило мне голову, что я забылась. Непростительно забылась. Как же больно теперь падать обратно в грязь, из которой меня так неосмотрительно выдернули и швырнули в совершенно другую жизнь. Поманившую радужным крылом и тут же скрывшуюся в поднебесье вместе с тем, кого я вряд ли когда-нибудь смогу забыть. И после внимания которого особенно мучительно снова позволять кому-либо втаптывать меня в грязь.

Красс уже приводил в порядок одежду — неудовлетворенный и злой, и его взгляд не предвещал ничего хорошего. Нажав на кнопку для вызова служанки, которая материализовалась почти мгновенно, словно только и ждала этого, велел привести меня в надлежащий вид и через пятнадцать минут доставить в его покои на тайной половине. После этого развернулся и, больше не глядя на меня, вышел из комнаты. Я же покорно позволяла служанке снимать с меня платье и наспех омывать тело, почти не замечая продолжающих струиться по щекам слез.

Времени было слишком мало, чтобы служанка могла уделить моему внешнему виду больше внимания. Агрессивный макияж смыли. Хозяин предпочитал видеть своих рабынь как можно более естественными. Обычно служанка наносила на лицо легкий макияж, но сейчас на это не было времени. И мое лицо оставили без какой-либо маски — голое и беззащитное, с покрасневшими от слез глазами и носом. Служанка что-то недовольно бормотала, плеская на меня холодной водой, но это мало помогало убрать покраснение. Но по крайней мере, плакать я перестала, собрав волю в кулак и решив, что смогу вытерпеть то, через что проходила не один раз. Правда, понятия не имела, к чему готовиться сейчас. Но в том, что боль будет неотъемлемой частью наказания, не сомневалась.

На меня надели унизительный костюм, один из тех, которые Крассу нравилось видеть на рабынях в постели. Это больше напоминало переплетение кожаных полосочек на груди и бедрах, соединяющихся в причудливый вариант нижнего белья. С отвращением глядя на себя в зеркало, я снова видела отчетливые следы предыдущих игрищ моего господина — жуткие синяки и кровоподтеки, испещряющие грудь и живот. Было подобное и на ягодицах, но по крайней мере, этого я сейчас не видела.

Служанка, с тревогой поглядывающая на часы, поспешно потащила из комнаты. Если хозяин велел управиться за пятнадцать минут, она не имела права медлить ни секундой больше. Иначе ее саму накажут. Я не мешала ей исполнять свой долг, покорно плетясь следом и безучастно глядя прямо перед собой. Проходя мимо дверей комнат других своих сестер по несчастью, не улавливала ни звука. Все затаились, словно мелкие зверьки, чувствующие присутствие опасного хищника. Наверняка каждая из них благословляет Небеса за то, что сейчас не оказалась на моем месте.

В комнату, которую Красс использовал для сексуальных утех, я заходила уже одна. Служанка втолкнула меня в дверь и тут же ушла. Большое помещение в красных и черных тонах, где стояла громадная кровать, где легко могло поместиться пять человек, занимала почти половину комнаты. Различные приспособления, которые Красс иногда использовал в сексе, больше напоминали пыточные. Сама я не так часто ощущала их действие на себе — ко мне господин по непонятной причине относился более щадяще. Но все же иной раз, когда он был в мрачном расположении духа или я чем-то вызывала его недовольство, перепадало и мне. Думаю, сегодня как раз тот случай. Я постаралась унять внутреннюю дрожь, охватившую тело, чтобы без жалоб принять свою участь.

Красс лениво лежал на постели, его губы кривились в недоброй усмешке.

— Я даю тебе последний шанс заслужить мое прощение, — голос звучал достаточно спокойно, но я уловила в нем такие нотки, что липкий страх сковал по рукам и ногам. Отчетливо поняла — он не преувеличивает. Если не сумею выдержать все безропотно и делать вид, что мне все нравится, это станет последним, что сделаю в жизни.