Сердце Кровавого Ангела. Дилогия

— Да, — выдохнула, чувствуя, как внутри все тревожно сжимается. Неужели я как-то по-особенному смотрела на Адена Лареса? Да нет, глупости! В Крассе говорит лишь ревность собственника.

— Только я имею право владеть твоим телом. Делать с ним все, что пожелаю. И так будет всегда, — послышался опаляющий шепот уже над ухом. Красс неуловимо переместился и теперь стоял сбоку, я чувствовала, как его взгляд буравит мою склоненную голову.

Он снова двинулся к полкам, и у меня перехватило дыхание от ужаса, когда я увидела, что достал оттуда. Искусственный фаллос, превышающий по размерам даже его собственное далеко не маленькое достоинство. С совершенно непроницаемым лицом Красс вернулся ко мне, и только тут я заметила еще одну перекладину — движущуюся. Она была приспособлена так, чтобы на нее можно надеть насадку прямо напротив моих бедер. Осознав, что со мной собираются сделать, я дернулась.

— Господин, пожалуйста, не надо!

Он поморщился, но тут же жестко сказал:

— Еще одно слово протеста — и для тебя и правда все закончится. Ты должна понести наказание! От того, как ты его выдержишь, зависит твоя дальнейшая судьба. Мне не нужна непокорная женщина.

Сглотнув подступивший к горлу ком, я больше не осмеливалась протестовать. Даже не смотрела туда, где сейчас возился Красс, нанизывая на перекладину насадку с чудовищным фаллосом. Утешало одно — по крайней мере, он нанес на него смазку, иначе бы это приспособление причинило бы еще большую боль.

Когда пальцы Красса, изрядно похолодевшие, что лучше всего свидетельствовало о его недовольстве, коснулись моих внутренних складок, я поневоле содрогнулась. Инстинктивно попыталась сдвинуть бедра, но веревки надежно удерживали ноги в разведенном положении. А мое женское естество было открыто и беззащитно перед тем, что устремлялось к нему снизу. Красс начал поднимать перекладину, и в меня ткнулось твердая и широкая головка искусственного члена. Когда это постепенно стали в меня проталкивать, пришлось до боли закусить нижнюю губу, чтобы подавить крик — настолько было больно. Слезы снова брызнули из глаз, но я изо всех сил сдерживала даже стоны, понимая, что этим подпишу себе приговор. Введя фаллос в меня почти до середины, Красс остановился. Обошел меня и мрачно ухмыльнулся, глядя на прокушенную губу. Жадно слизнул языком кровь и выдохнул прямо в лицо:

— Хорошая девочка… Но я вовсе не хочу, чтобы твои красивые губки пострадали.

Он взял с полки кляп с деревянной перемычкой и надел на меня. Теперь я не могла закричать при всем желании. Зубы тут же обхватили дерево, понимая, что скоро будет еще больнее. Может, даже хорошо, что Красс решил заткнуть мне рот. Вряд ли я бы смогла и дальше сдерживать крики. Мышцы влагалища от сильного натяжения жалобно ныли. А потом начался ад, когда Красс стал продвигать чудовищное орудие дальше внутрь моего тела, вознамерившись, видать, просунуть его до самого основания. Боль была настолько дикой, что я содрогалась от каждого нового рывка и практически висела в своих путах. Уже не могла сдерживать стонов, которые звучали приглушенным мычанием. Молила Небеса лишь об одном — пусть это поскорее прекратится!

Красс сделал последний рывок и довольно похлопал меня по ягодицам.

— Молодец! Терпеливая девочка. Но чтобы ты в полной мере почувствовала, чем должны быть для тебя чужие проникновения, придется потерпеть еще минутку.

Я непонимающе повернула голову. Что еще задумало это чудовище?

Когда он нажал на рычажок, заставляющий перекладину с фаллосом двигаться рывками вверх-вниз, я в полной мере осознала, что по сравнению с этим все предыдущее было лишь прелюдией. Меня разрывало на части. Безжалостно, методично. А я не в силах была защититься, как-то смягчить боль. Полностью раскрытая, распростертая и жалкая. Мощные толчки внутри, казавшиеся тараном, длились снова и снова. Минутку? Да эта минута показалась вечностью! Ей не было ни конца ни краю. Я почти потеряла сознание, когда это, наконец, прекратилось. Когда же чудовищное орудие стали извлекать из меня, едва не зарыдала, только теперь от облегчения. Ноги тряслись, словно желе, но веревки не позволяли полностью опуститься на пол, продолжая удерживать в прежнем положении.