Сердце Кровавого Ангела. Дилогия

Опуская голову в знак покорности, запретила себе даже думать о том, что все в моей судьбе могло бы сложиться иначе. Забыть о глупых наивных мечтах о лучшей жизни. Принять то, что суждено. Упрямо сцепила зубы, зная, что ни за что не позволю Крассу решить, что я должна умереть. Я не умру! Сделаю все, что будет в моих силах. Но не умру. Постараюсь снова заслужить его расположение. Кто знает, может, меня снова выпустят за пределы тайной половины, и тогда уже я не упущу своего шанса. Попробую сбежать. Пусть даже поймают, но по крайней мере тогда я умру свободной. Эти мысли придали недостающих сил, и дрожь в теле утихла. Никогда еще, находясь в этой комнате, я не была столь собранной и спокойной.

— Все будет так, как пожелает господин, — произнесла, опускаясь на колени.

— Так-то лучше! Ты должна четко запомнить, где именно твое место, — чуть насмешливо проговорил Красс, поднимаясь с постели одним плавным рывком.

Он приблизился к полкам, где стояло множество различных приспособлений, и взял в руки ошейник с шипами. В моем лице ничего не дрогнуло — это мне уже не раз приходилось носить и я знала, чего ожидать. Пусть и правда считает меня покорной рабой. Я точно знала, что сегодня что-то во мне изменилось безвозвратно, и внутренне уже никогда себя так не смогу ощущать. Пленница, но не раба. Раб — это тот, кто смирился с тем, что весь без остатка принадлежит господину. Я же не смирюсь! Он может владеть моим телом, делать с ним, что угодно, но душу мою ему не сломить!

Подняв голову, позволила надеть на себя ошейник и по знаку господина поднялась на ноги. Он слегка нажал едва заметную кнопочку на ошейнике, и шипы полезли внутрь, пронзая кожу. Не слишком глубоко, но достаточно, чтобы выступила кровь. Красс с загоревшимися глазами наблюдал за тем, как по моей почти что обнаженной груди заструились алые струйки. А затем медленно провел руками по моим предплечьям и притянул к себе. Его язык стал жадно слизывать мою кровь. Когда он оторвался от меня и снова вернул ошейник в привычное положение, его глаза довольно блестели.

— Не представляешь, какая ты вкусная, и как трудно мне всегда удержаться, чтобы не осушить тебя до дна.

— Господин слишком добр ко мне, — сказала я то, что он и желал услышать. — Вся я без остатка принадлежу вам. Моя кровь и мое тело.

— А твое сердце? — неожиданный вопрос, заданный странным тоном, каким Красс еще ни разу со мной не говорил, вывел из равновесия, достигнутого с таким трудом.

Почему он спросил об этом? Почему это вообще его интересует? Мелькнула жуткая догадка, от которой в мороз бросило. Насколько бы это все объяснило! И то, что я все еще живу, несмотря на то, что уже давно вышла из возраста, который он предпочитал, и его сегодняшняя реакция на внимание ко мне Адена Лареса. Может ли такое быть, что Красс испытывает ко мне нечто большее, чем просто похоть? Наверное, что-то такое отразилось на моем лице, что он отпрянул от меня, а его глаза снова запылали гневом. — Иди за мной, — процедил он, хватая за руку и таща к одному из сооружений около стены.

Оно представляло собой несколько перекладин с веревками, и сам их вид не на шутку встревожил.

— На колени! — рявкнул Красс и нажал на мою спину, вынуждая подчиниться.

Повинуясь новому приказу, я вытянула руки перед собой, опираясь на локти и оставаясь в согнутом положении. Мои запястья привязали к передней нижней перекладине, а ноги развели в стороны и тоже привязали к двум перекладинам позади. Так что теперь я оказалась полностью открыта жадному мужскому взгляду. Особенно когда Красс потянул за кожаные веревочки, полностью снимая с меня одежду.

Эта поза оказалась настолько унизительной, что я с трудом скрыла недовольство. Пришлось низко опустить голову, чтобы Красс не увидел настоящих эмоций в моих глазах. Ощутила его руки, накрывшие сверху мои ягодицы и слегка сжавшие. Теплые, чуть ли не горячие. Это выдавало, что он уже возбужден, даже не приступив толком к развлечению. Обычно прикосновение вампиров прохладное, но когда они возбуждены, температура тела нагревается и их тогда трудно отличить от людей. Когда же вампир в ярости, все наоборот. Их прикосновения становятся просто ледяными. Тогда они в полной мере подчиняются своей истинной сути. То, что Красс источает тепло, хороший для меня знак. Он не станет причинять излишнюю боль. Наверное, за эти пятнадцать минут успел немного успокоиться. И все же от того, чтобы обречь меня на унижение, он не удержался. И правда, решил проучить, а может, и испытать, насколько моя нынешняя покорность истинна.

Ладони Красса, вставшего за моей спиной, скользили по телу, лаская бедра, живот, до боли стискивали грудь.

— Мне проще убить тебя самому, чем позволить кому-то касаться твоего тела, — раздался глухой голос за спиной. — И ты не представляешь, как я был близок к этому сегодня. Никогда не смей смотреть на кого-то так, как ты смотрела на него! Ты поняла меня?!