Вызывающе-синее небо было исчерчено пенными самолетными линиями, отдаленно напоминая греческий флаг. В навесной оконной кадке сидел наглый голубь и ощипывал цветы. Другие сизокрылые, почувствовав весну, стучали коготками по отвесам крыш, громко переговариваясь. Откуда-то сверху падали тонкие струйки воды – видимо, соседка поливала свою балконную герань.
– Уйди, кыш! – шикнула Оливия, пытаясь спугнуть непрошеного гостя.
Голубь взглянул на нее равнодушно и отщипнул свежий побег.
– Раньше ты прогонял птицу – и та улетала. А теперь?! Она смотрит на тебя так, будто бы ты должна улететь! – возмутилась соседка сверху. Она закончила поливать герань и принялась вытряхивать постельное белье. Легкое гусиное перышко сорвалось с пододеяльника и приземлилось в кадку рядом с голубем. Тот продолжил меланхолично ощипывать цветок.
– А знаете, почему их так много в наших краях? Мэр соседнего округа выпустил несколько коршунов для установления природного баланса. Теперь у него баланс, а у нас нашествие!
Женщина прикурила сигарету, с которой тут же начал сыпаться пепел в кадушку с голубем. Тот лишь утробно заурчал и принялся за следующий лепесток.
Поняв, что повлиять на происходящее невозможно, Оливия захлопнула фрамугу и вернулась к компьютеру – теперь она проводила за ним каждую свободную минуту. Работа над курсовой и сбор информации по «русскому проекту» отнимали много времени, но она не чувствовала усталости: интрига и опасения служили прекрасным топливом для ее изысканий.
Родион пропадал где-то целыми днями, а по вечерам выглядел уставшим и озабоченным. Дело о подделках оказалось многослойным и запутанным, однако его это, похоже, устраивало. Оливии уже был знаком такой «рисунок поведения»: напряженное молчаливое обдумывание, уединенная работа с документами, раскладывание пасьянса из карточек с именами источников и фигурантов, редкие телефонные звонки, а потом – часы отсутствия, когда абонент оставался «вне доступа»…
Но, беспокойно ворочаясь ночами в кровати, думала она о другом.
Если дело арт-дилера Давида Рувэ увидит свет, Родиону понадобятся оригиналы документов для предъявления их в суде[26]. В том, что арт-дилер и все сопричастные подадут на разоблачителя в суд, сомнений не оставалось – обвинение в клевете было классическим приемом защиты.
Подвох состоял в том, что она утаила от Родиона одно важное обстоятельство: Волошин был готов отдать активы лишь в обмен на информацию о местонахождении оставшихся дневников Доры. Признайся она в этом сразу, пришлось бы рассказывать Родиону и о собственной неосмотрительности во время московской поездки… И о том, что по поведению Волошина вполне можно было догадаться, что его благосклонность была небескорыстной: соглашаясь на интервью, тот с самого начала преследовал определённую цель. А она, вопреки здравому смыслу, попалась на эту наживку.
Теперь оставалось только одно: отыскать записки до того, как Родион хватится оригиналов…
Оливия села за стол и вновь открыла в компьютере папку «Ресурсы». Итак, первыми в списке числились родственники последнего мужа Доры, Шарля Люпена, которые унаследовали малую часть ее коллекции и благополучно сбывали ее на аукционах. Оливия навела справки: они жили в живописном нормандском городке
Первый же звонок месье Люпену это предположение подтвердил: тот пригласил ее на выходных нанести им визит.
Семейство содержало небольшой художественный салон в
В короткое путешествие в Нормандию Оливии пришлось отправиться одной: у Родиона в Париже были назначены какие-то важные встречи. Но это ее не расстроило: чем больше она занималась самостоятельным поиском документов, тем больше входила во вкус: самым необъяснимым образом нарастающее беспокойство переплавлялось в ней в безудержный азарт!
Сев ранним утром в поезд на вокзале Сен-Лазар, она с трудом отыскала место у окна. Наблюдая за неспешной жизнью парижских пригородов, Оливия еще раз прокрутила в голове сценарий будущей беседы. Затем включила планшет, решив перечитать одно из последних писем Доры, переснятых тайком в доме Волошина.