Сердце Мира

– Передай моей матери, что я умер не предателем, – его побелевшие губы едва шевелятся, но я отчетливо слышу каждое слово. – Передай! Я сбежал из дома, я бросил их на произвол судьбы. Ушел искать счастья и вот… нашел. Ты узнаешь ее сразу, Райл, я очень на нее похож.

Я силился прогнать муху, но не мог пошевелиться. Уксус замер. Потом стал растворяться в пелене дождя.

Она была бы невидимой, если бы не вода, льющая с небес. Прозрачные струи сбегали с ее тонкого силуэта. Она стояла, бессильно опустив руки. Велита. Вот она поднесла палец к губам. Потом ее губы задвигались, но я не слышал ни звука. Она вскинула руки и рассыпалась серебряными брызгами.

В ее руках лесорубный топор. Она сидит на бревне и обтесывает увесистый кол. От глаз разбегаются морщинки, глаза пусты. Она выглядит старше, чем я ее запомнил. Старше и строже. Ирана. Поднимает голову, смотрит мне прямо в душу.

– Я воевала, когда ты еще не родился. Ни о чем не жалею. Разве что о том, что у нас нет оружия, чтобы просто стереть их с лица земли.

Ирана возвращается к своему занятию, ее скрывает вспышка пламени.

Живая завеса джунглей превращается в нарисованную и открывается словно штора. Между двух переливчатых зеленых полотнищ появляется мистер Эйб. Он хватает обеими руками занавес, срывает его и остается один на жемчужно сером фоне. За его спиной ничто. В единственном глазе отражается зарево далекого пожара.

– Еще не время, – говорит он. – Просыпайся!

Не исчезает, не растворяется. Я просто открываю глаза. Дождь закончился и наверное давно. Солнце клонится к закату, несколько его лучей пробиваются сквозь толщу листвы и играют оранжевыми бликами на каплях. В привычную какофонию джунглей вплетаются человеческие голоса. Кто-то совсем рядом. Идет, не скрываясь. Поет незнакомую песню. Дита напряглась. Ее рука медленно поползла к рукоятке кинжала.

«А вдруг это свой?» – сказал я одними глазами.

«Нет», – она едва заметно качнула головой.

Шаги прошелестели по другую сторону куста, хрустнула ветка. Мне его было не видно, он остановился за моей спиной. Зато, похоже, был прекрасно виден Дите. Послышалось журчание. Дита рванулась, взвилась вверх неуловимо быстрым движением. Я не мог себе представить, что из положения «лежа на боку» можно совершить такой прыжок! Глухой удар тела об землю и неприятный хруст погружаемого в плоть кинжала. Ни звука больше. Я оглянулся. Дита сидела на коленях возле распростертого перед ней тела. Человек был одет в бесформенный балахон с множеством нашитых лоскутков. Капюшон откинут. На шее болталась зелено-коричневая маска. Дита пыталась что-то нашарить у него под одеждой, затем нашла, рванула это нечто, зажав в кулаке, приподнялась и огляделась. Тихо кивнула мне в сторону, идем туда, мол. Я осторожно поднялся, стараясь не шуметь. Дита нетерпеливо дернула меня за руку.

Еще чуть-чуть, и я упаду, думал я. Я до сих пор не остановился, потому что боялся, что тогда потеряю Диту из виду, и мне конец. Она же неслась сквозь кусты и деревья, как заговоренная. Ветки хлестали меня по лицу, ядовитый плющ то и дело оставлял на мне ярко-красные следы, саднило в зажившем уже боку. Легкие горели огнем. Наверное меня можно догонять только по одному звуку моего свистящего дыхания. Наконец Дита остановилась. Я мешком упал на землю. Если честно, я даже сказать ничего не мог.

– Река, – сказала Дита. Она выглядела уставшей, лоб вспотел, но дышала почти нормально. – Нам надо перебраться на ту сторону. Дальше пойдем медленно, путая следы. Если повезет, то скроемся. Собак сюда не возят, а людей можно обмануть.

– А колдуны? – переведя дыхание спросил я.