Сердце Москвы. От Кремля до Белого города

Для нас формы Покровского собора, или храма Василия Блаженного, как он часто называется, уже давно не вызывают никаких недоуменных вопросов, мы привыкли к необычным формам, подобных которым не найдешь нигде в России, но посещавшие Москву путешественники уже Нового времени, воспитанные на строгих формах европейского классицизма, почти все отзывались о храме Василия Блаженного весьма нелестно. В 1809 г. в Лондоне вышла книга Роберта Кера Портера, художника, известного историческими полотнами, росписями церквей, театральными декорациями, который провел в России – в Петербурге и Москве – два с половиной года в качестве придворного живописца. Вид Василия Блаженного вызвал у него активное неприятие: «Я глядел на это необыкновенное строение, от души дивясь тупости зодчего и слепоте князя, не понявших, что это – самое нелепое, громоздкое, чудовищное сооружение, которое когда-либо появлялось в цивилизованной стране». Французский путешественник Леон де Брюссиер побывал в Москве в 1829 г. Он писал, что храм производит впечатление кошмара, посетившего архитектора; лишь у народа, считает он, находящегося в состоянии варварства, могла возникнуть и получить воплощение идея подобного творения. Правда, он признает, что здание не лишено своеобразного изящества: «Не знаешь, какому чувству поддаться, глядя на него: восхищение было бы неуместно, презрительная критика – тем более».

Еще один француз, Ж.-А. Ансело, в письме на родину из Москвы, отправленном в июле 1826 г., характеризовал церковь как «странное создание необузданного воображения, памятник эпохи варварства», а в другом письме описывал свои чувства при взгляде на храм Василия Блаженного: «…этот храм поистине самое диковинное творение, какое способно создать пламенное, ничем не сдерживаемое воображение… вся эта цветовая пестрота, покрывающая все церковное здание, орнаменты, которыми оно перегружено, странная форма шпиля представляют самую дикую картину из всех, какие когда-либо могли явиться человеку».

Побывавший в Москве в 1914 г. Герберт Уэллс в романе «Джоанна и Питер» так отозвался о храме: «Варварская карикатура Василия Блаженного», а позднее, в 1935 г., известный французский писатель Ромен Роллан записал в дневнике: «Василий Блаженный совершенно разочаровал меня. Какая допотопная базарная подделка!»

Даже в России те, кто писал о Покровском соборе, чувствовали его необычность и пытались как-то объяснить это. Так, архитектор А.П. Брюллов хотя и назвал собор «образцом русской архитектуры», но не удержался от того, чтобы не отметить «странность» ее: «Церковь Василия Блаженного по странности архитектуры своей особенно примечательна». Историк и знаток Москвы И.М. Снегирев предположил, что заказчик, «завоеватель царств Казанского, Астраханского и Сибирского… хотел проявить величественную совокупность владений Русского государства», то есть, по его мнению, привнес какие-то нехарактерные для русского зодчества черты.

Вереницы искусствоведов, журналистов, краеведов восторженно описывали храм Василия Блаженного, считая его высшим проявлением русского духа, полным воплощением всех типических черт русской архитектуры. Повелось это славословие с конца XIX в., во время углубленного изучения корней русского искусства, выяснения многих фактических данных, со статей и книг историка И.Е. Забелина. Несмотря на упорно повторяющиеся доводы о том, что облик собора неразрывно связан с русской архитектурой и это есть квинтэссенция ее, этот памятник все же резко отличается от всех других сооружений. И если И.Е. Забелин несколько залихватски заявлял, что «этот замечательный памятник до сих пор служит типическою чертою самой Москвы», добавлял, что «в нем в полной мере выразился тот архитектурный стиль… который может быть признан чисто русским, стилем русского замышления…», то известный историк искусства И.Э. Грабарь прямо назвал Василия Блаженного нехарактерным для русского зодчества: «Василий Блаженный скорее одинок в русском искусстве, нежели типичен для него». Как отмечали современные исследователи, даже детали декора, о которых всегда говорят, что они типичны для русской архитектуры, «необычны, они подчеркивают отличие от современной создателям собора архитектурной среды».

Уже стало общим местом повторять утверждения историков искусства, начиная с И.Е. Забелина, что каменная церковная архитектура, и в частности Покровский собор, имела своим прототипом деревянные здания, но оказывается, что это отнюдь не носит характер абсолютной истины. Как пишет исследователь и реставратор Ю.П. Спегальский, во многих церквях каменные конструкции и шатров, и иных элементов перешли оттуда в деревянные здания, а не наоборот.

Интерьеры собора удивляют своей теснотой: внутренние помещения церквей очень маленькие, там едва можно поместиться нескольким молящимся, а соединены они между собой лабиринтом мрачных переходов. Все внимание заказчика и зодчих было сосредоточено на внешнем облике, который явно виделся им как воплощение небесного града…