Сердце Москвы. От Кремля до Белого города

Образ святого Николая (из деревни Великорецкое, недалеко от Вятки) прославился чудесами: «…на Вятке образ Николы… велие чюдеса творит». Так как, по словам летописи, он «от многа лет неподелыван», то есть нуждался в поновлении, царь велел принести его в Москву и обновить. Важно отметить, что до Москвы образ провезли по новозавоеванным землям, где он также творил чудеса, в результате которых даже и «неверные» получили исцеления от болезней и крестились в новую, «правильную» веру. Таким образом, икона Николая была зримым символом победы московского христианства над «неверными» и, естественно, ей уготовили место в Покровском соборе.

Как бывало обычно, образа, приносимые в столицу, встречали очень торжественно, с них делали списки и так же торжественно провожали обратно, строя храмы на месте и встреч, и проводов. Так же было и с иконой Николая: в июне 1555 г. ее встречали царь, митрополит и духовенство, ее отнесли в Успенский собор, где она не преминула тут же сделать несколько чудес, а потом сделали с нее копию (причем самим митрополитом Макарием, «бе бо иконному делу навычен») и поместили во временную деревянную церковь у строящегося (стены его уже вывели почти на сажень) Покровского собора на Красной площади, а с окончанием строительства перенесли в якобы чудесно появившуюся придельную церковь Святого Николая Великорецкого.

Таким образом, еще до возведения храма было предположено строить на месте восьмипрестольного старого новый храм уже с девятью престолами, явно предназначая девятый придел для посвящения в честь чудотворной иконы Николая Великорецкого, принесенной в Москву. На самом деле появление девятого престола отнюдь не было неожиданным, оно планировалось заранее, а поздний рассказ о чудесном обретении престола при закладке собора был призван придать этому событию трансцендентный характер, не поддающийся рациональному объяснению, – Бог и сам святой выбрали для своей иконы место: «…и изволи де Бог, и полюби то место Никола».

В тех же документах впервые назывались имена зодчих – «дарова… Бог дву мастеров руских, по реклу Постника и Барму, и быша премудрии и удобни таковому чюдному делу». В еще одном известии о Постнике не упоминается, а говорится, что «мастером был Барма с товарищами».

Стали искать Постников и нашли одного в Пскове. Тут же предположили, что он мог приехать в Москву и что он мог заимствовать некоторые идеи и мастерство от иностранных зодчих, с которыми Псков был связан. Исследователями выдвигались самые разнообразные предположения, однако недавно было доказано, что псковский Постник никакого отношения к московскому храму не имел.

Некоторое смятение в умах исследователей вызывало то, что большинство деталей Покровского собора никогда ранее в русской архитектуре не применялись. Несмотря на неоднократные заклинания о истинно русском характере собора, многие исследователи писали о сильном иноземном влиянии на архитектуру собора. В большой монографии Н.И. Брунова о храме сказано: «…возможно, что расстановка башен… была навеяна произведениями итальянского ренессанса…», а в последнее время появилось несколько работ, в которых высказываются серьезные доводы в пользу участия в возведении Покровского собора иностранных зодчих, выписанных Иваном Грозным из Англии или из германских государств.

Здание Покровского собора служит памятником завоевания Московским царством не только Казанского ханства, как обычно пишется, но и Астраханского, то есть овладение всем Поволжьем, что было очень важным приобретением – на юге границы государства отодвинулись на тысячи километров, а на востоке для безудержной экспансии открылись необозримые сибирские пространства: в течение менее 100 лет русские вышли на берега Тихого океана, дав таким образом начало величайшей континентальной империи.

Покровский собор стал и еще одним символом – завоевание Казанского ханства значило покорение мусульман, и московский царь стал верховным владыкой их. Как сообщала летопись, «предаде ему Господь Бог безбожных Татар Казаньских», и царь приступил к насильственной христианизации: «…безсерьменьскую их веру благочестивый государь разори, и мизгити их разъсыпа, и попра, и мрачныя их места своим благочестием просвети, и Божиа церкви воздвигну, и православие устрои, и архиепископию и многое священьство по церквам учини своею верою желанною Божиа любве». Сын же Ивана Грозного царь Федор, славный своим «благочестием», приказал казанским воеводам вообще «в конец все мечети извести».

При поверхностном взгляде на собор можно подумать, что церкви стоят в беспорядке и, как неосновательно писал юноша Лермонтов, они «рассыпаны по всему зданию без симметрии, без порядка…», но если внимательно приглядеться и в особенности если иметь перед глазами его план, то окажется, что в основе композиции собора лежит строгая регулярность: в центре – самый высокий храм, от него по четырем странам света расположены более низкие башни-храмы, а в промежутках – четыре самые низкие башенки.