Сердце Москвы. От Кремля до Белого города

Дошло дело до того, что и приезжим партчиновникам негде было голову приклонить. Вот для таких-то постояльцев и решили строить в городе, в самом центре, на будущем проспекте, ведущем к Дворцу Советов, на месте множества магазинов и лавок совсем захиревшего в отсутствие продуктов Охотного Ряда, престижную гостиницу. В начале 1930-х гг. самым модным был стиль конструктивизма – сочетание простых геометрических объемов и без всяких украшений. Проект новой гостиницы «Моссовета» поручили сделать архитекторам Л.И. Савельеву и О.А. Стапрану. Однако главному архитектору счастливой жизни Страны Советов нужно было иметь в своей столице не скучные архитектурные изыски, а нечто торжественное и монументальное. Авторы прилепили к своему детищу огромный советский герб, но он положение не спас, и им дали для поправок талантливого Щусева, способного творить в любом стиле, нужном начальству в данный момент. Последовали долгие препирательства, обвинения и даже доносы. Так, для того, чтобы представить себе, какого накала достигали разгоревшиеся страсти, стоит процитировать появившееся в мрачном 1937 г. письмо Савельева и Стапран под эпическим названием «Жизнь и деятельность архитектора Щусева», в котором были такие красноречивые пассажи: оказывается, что «за личиной» его «скрывается политическая нечистоплотность, гнусное честолюбие и антиморальное поведение», кроме всего прочего, он известен «среди архитекторов своими антисоветскими контрреволюционными настроениями», а «ближайшими к нему людьми были темные личности (следуют фамилии. – Авт.), ныне арестованные органами НКВД». И все это было напечатано не где-нибудь, а во всемогущем официальном партийном органе – «Правде»! После таких обвинений человек исчезал навсегда, но… Щусев не только выжил, но еще долгие годы был любимым архитектором советской власти.

В конце концов здание гостиницы «Москва» все-таки построили. Фасад его, выходивший на Манежную площадь, получился разнобоким: не советуясь друг с другом, левую часть делали Савельев и Стапран, а правую – Щусев. Москвичи выдумали объяснение, которое хоть и не было правдивым, но вполне могло быть таковым: будто бы Сталину положили на подпись рядом два разных проекта и он подмахнул оба; спорить же было немыслимо, и сделали разные фасады.

Первую очередь гостиницы, то есть корпус по Охотному Ряду и Манежной площади, окончили в декабре 1935 г., а в сентябре 1936 г. в законченном корпусе напротив Дома союзов открыли «образцово-показательный» магазин «Гастроном». Постояльцы получили оборудованную по последнему слову тогдашней техники гостиницу: в ней была автоматическая телефонная станция, в номер вызывали не звонком, а «световой сигнализацией американского типа» и, как объяснялось, «эта свето-цветовая сигнализация, заменившая звонки, использует шкалу цветов для определения, кто из персонала в каждом случае вызывается, и вместе с тем оживляет перспективу коридоров живописными красочными пятнами». Каждый гостиничный номер имел специально спроектированную мебель из металла и ценных пород дерева, а также такую «необходимую» вещь, как подслушивающие устройства: как писали тогда, выполнялась «установка на всестороннее обслуживание приезжего».

Жена известного революционного деятеля Федора Раскольникова вспоминала, как ее с мужем, занимавшим дипломатический пост за границей, поселили в один из приездов на родину в только что законченной гостинице «Москва». Она могла сравнить новую гостиницу с зарубежными: «Газеты писали, что по роскоши и комфорту подобной гостиницы нет нигде в мире. Вестибюль, обширные холлы, лестницы и широкие коридоры поражали обилием мрамора, малахита, яшмы и других, бесподобных по красоте, уральских камней. Но номера были ниже всякой критики. Безобразная тяжелая мебель, где ящики комодов и столов все не выдвигались или не задвигались. Дверь в ванную невозможно было закрыть – слишком большая ванна занимала часть порога. К тому же в ванне не было пробки и надо было изобретать, чем заткнуть отверстие. Плохого качества краска белой пудрой сыпалась на одеяла, ковры, портьеры. Получить чашку чая или бутылку нарзана было делом почти немыслимым».