Одна из кроватей оказалась довольно широкой, и мы с лекарем разместились на ней почти с комфортом. Кэрлайл заснул быстро, очень скоро я услышал его размеренное дыхание, но сам никак не мог перестать думать, пялясь в темный потолок.
Прежде всего хотелось понять, кого я видел в доме. Если мне явился призрак, почему никто другой не заметил? К тому же девочка показалась мне смутно похожей на Эмму. Те же зеленые кошачьи глаза и упрямая гримаса, которой она одарила меня при первой встрече. Неужели это и правда была она, только много лет назад?
Выходило – и в самом деле.
Мне отдали ее сердце, чтобы я жил.
А ей, похоже, оставили то, которое осталось от меня. Раненное на охоте. Умирающее.
Что там говорила старуха кочевая? Она нашла Эмму у дороги и сумела отмолить ее жизнь, а после буквально удерживала на этом свете собственной любовью.
Мысли то становились ярче, заставляя осторожно, чтобы не разбудить спящего Кэрлайла, ворочаться на неудобной кровати, то почти затухали и менялись, перескакивая с одной на другую.
Вспомнились откровения Эммы о том, что чтобы продолжать жить, ей нужен новый покровитель. Она так и сказала, не произнеся ни разу слово «любимый». Странное условие о том, что кто-то должен любить саму Эмму, не требуя ответных чувств. Но я вполне мог бы стать таким покровителем.
Отчего-то мне казалось, что я справлюсь. Это будет справедливым. Если я забрал ее сердце, то мне ее и спасать. Тем более Эмма мне нравится. Даже больше чем нравится.
Любовь ли это, я не знаю, ведь никогда ранее мне не доводилось испытывать это чувство.
Не считая того, что я ощущал к Таисии.
Сейчас, осознавая все полностью, я понимал – никогда ее не любил, а испытывал наведенное колдовство и страсть.
У меня будто отключалась голова, когда невеста появлялась рядом, и думал я другими местами.
А раз мое сердце было свободным, то я обязан спасти Эмму.
Только жаль, старуха кочевая не оставила инструкций, как все должно произойти.
Мне придется открыто заявить Эмме о своем серьезном намерении стать для нее тем, кто заставит ее сердце биться дальше, или она должна самостоятельно принять решение?
А если она выберет Кэрлайла? Нет, такого допустить точно нельзя! Только со мной она сможет стать по-настоящему счастливой. Я же король. Со мной будет надежно и спокойно.
Я даже не сомневался в ее выборе.
* * *
Наутро у меня болели все кости, даже те, о существовании которых я не подозревал. Зато Кэрлайл чувствовал себя прекрасно. Он успел где-то раздобыть ведро воды и теперь с фырканьем и брызгами умывался, раздевшись по пояс. Я был равнодушен к мужской красоте, но не мог не отметить хорошо сложенную фигуру лекаря. Наверняка своим торсом он вскружил немало женских головок. Надо будет ему намекнуть, чтобы оделся до появления Эммы.
– Доброе утро, ваше величество, – поприветствовал он, когда я вышел из спальни, аккуратно прикрывая за собой дверь. Эмма сладко спала, и тревожить ее сон не хотелось. – Я вас разбудил?
– Нет, – соврал я и поморщился, как от зубной боли. – Где ты все это нашел?
– Ведро? – Кэрлайл уставился на деревянную бадейку. – Хозяева бросили дом со всем содержимым, а вода из колодца во дворе. Жаль, еды никакой не оставили, но я успел перекинуться парой слов с местным крестьянином, он пообещал нам пару яиц и крынку молока.
– У нас почти не осталось денег. – Я похлопал себя по карманам.
– Расслабьтесь, вы не во дворце, здесь совсем иные ценности. Узнав, что я доктор, он попросил посмотреть ему руку. Так что услуга за услугу.
Я хотел ответить, что не стоит так открыто говорить всем подряд о своей работе, но не успел – из спальни вышла Эмма. Лицо ее казалось чуть припухшим, глаза покраснели, верхняя губа едва заметно вздрагивала. Девушка плакала.
– Что случилось? – Вопрос мы с Кэрлайлом задали одновременно.
– Все в порядке, – шмыгнула носом Эмма и попыталась покинуть дом.
Я подхватил ее под руку у самого выхода, развернул за плечи к себе и посмотрел в лицо. Она старательно отводила взгляд, но оставлять ее в таком состоянии я не собирался, поэтому аккуратно взял за подбородок, заставляя смотреть прямо на меня.
– Расскажи, что произошло. Кто тебя обидел?
Вопрос получился довольно глупым, если учитывать, что кроме нас троих в доме никого.
– Этот дом… – Вздох девушки оборвался всхлипом, она вывернулась из моего захвата и, закрыв лицо руками, разрыдалась, сквозь слезы повторяя одно слово: – Дом… Дом… Дом…
Не знаю, как Кэрлайл, но я совершенно не умел успокаивать плачущих девиц. Что с ними делать в такой момент? Какие подбирать слова? И нужно ли это делать?
Лекарь, скорее всего, разделял мои пробелы в данной области, потому как продолжал стоять истуканом, не предпринимая попыток вмешаться.
Эмма успокоилась сама. Просто вдруг перестала плакать, будто кто-то невидимый велел ей прекратить. Она села на лавку, сцепила руки в замок, уперев локти в стол.