Сердце пацана

Только одной матери позволено так мною командовать. Я бы положил весь мир у ее ног, лишь бы убрать эти впадины на щеках, виной которым был и я сам. Она ж для меня, непутевого, надрывалась с утра до вечера. И пусть нынче в этом не было необходимости, я вполне мог обеспечить себя сам, однако лет эдак до тринадцати она одна тащила меня на своих хрупких плечах. Меня, мой хоккей, который обходится в знатную копеечку, мою учебу и даже шмотки. Не было в моей жизни ближе сердцу человека, нежели мама.

— Мам, а не хочешь в отпуск?

Эта идея залетела в мою голову совершенно неожиданно. Но это была лишь малая часть моей благодарности. Сомневаюсь, что Анна Владимировна помнила, что вообще такое этот «отпуск». Она и выходные-то начала брать только после громкого скандала, а об отпуске и болтать нечего…

— Какой отпуск? — нахмурилась. — Мы сейчас к новому году отшиваем костюмы деткам. Заказ большой. Нет! — оборвала все мои идеи на корню. — Девки без меня не справятся. Да и нет у нас лишних рук, дабы в отпуска расхаживать… И потом, за свет нужно заплатить, за воду. Не до отпуска сейчас, Гера.

— Мамуль, я все устрою. Не переживай, — расправив плечи, уверенно произнес.

Мурчик обещал крупную рыбу. С которой можно было выжать приличных бабосов.

— Да, щас! — всплеснула она руками в порыве эмоций. — Вообще тогда загнешься свои вагоны разгружать! Спишь, вон, по нескольку часов, глаза красные, а похудел-то как! Смотреть больно! Это не обсуждается!

Стыдливо пряча глаза, взъерошил короткий ежик волос. Совесть ела изнутри.

Знала бы мать чем ее сынуля промышлял, не жалела бы так свое нерадивое дитя. Знала бы что никакой он не грузчик, пропади оно пропадом, а шулер каких поискать. Жулик, коих она не любила. Анна Владимировна была за честный труд и заработок. Это ж надо иметь ни стыда ни совести, чтоб обманывать людей! А я обманывал, окручивал, разводил и кидал.

Кусок горла больше не лез в горло, поэтому, поставив в холодильник тарелку и, прежде чем мама бы стала возмущаться, буркнул: «потом доем». Она приняла мою проснувшуюся совесть за обиду, отчего её плечи, словно под гнетом груза, опустились.

— Сынок, ты же все понимаешь...

— Понимаю, все хорошо, — улыбнулся и, достав из кармана маленький пакетик, положил на стол. — Держи, твои уже заканчиваются.

— Не стоило…

— Мам, — усталость сбивала с ног и это отчетливо читалось в моем голосе, — просто возьми и все. Сердце — это не шутки. Я видел заключение врача. Прекрати спорить.

Шмыгнув носом, она трясущимися руками взяла пакетик с таблетками и едва ли слышно прошептала:

— Спасибо, сынок.

В этом шепотом было больше, чем в громком крике. Пришла моя пора заботиться о ней.

— Не за что, — ответил и отправился в душ.

Даже вода не согнала усталость. Сколько я не спал? Сутки? Двое? Уже бы и не вспомнил. Жизнь в постоянных движухах. Я всегда старался возвращаться домой. Показываться хотя бы раз в сутки, однако не всегда мог позволить себе подобную роскошь. Время работало не на меня. Я следил за каждой секундой. Нынче в запасе у меня было пять часов на отнюдь не здоровый, но весьма крепкий сон. Затем тренировка, после к себе на «ковер» вызывал Мурчика. Что предвещало для меня ночь и знать не знал, но делишки найдутся, как только я окажусь за порогом дома. Ближайшие сутки сон мне не светил. В понедельник с утра экзамен, а перед ним нужно решить еще одну проблемку.

Моя жизнь — сплошная рулетка.

Часто мама, смущенно улыбаясь, интересовалась ни завел ли я часом себе девочку. Хотя бы в этом, я старался не врать и с ухмылкой отвечал: «Какая девочка, ма? Я еще в своем уме!» Она думала, что ее сын балбес не нагулялся, и лишь трепала меня по голове.На самом деле, о каких отношениях шла речь? Кто такие отношения вывезет? Что я мог предложить? Встречи раз в неделю, в перерывах между клубом и тренировками? Или может быть в самом «Шафране»? Какая приличная девушка будет ночью шляться по тусовкам? Ну, а неприличных у меня было, как носков. На каждый день недели и даже больше.

Когда я уже лежал в своей кровати, просматривая сообщения, услышал подозрительный звук за дверью, будто кто-то скребся и не решался войти. Чуйка у меня была, что надо. Бог не обделил меня ни острым слухом, ни интуицией.

— Ма, заходи!

Нерешительно дверь приоткрылась, а затем мама прошла и села на край кровати. Она нервничала. Руки заламывала, поправляла низкий хвост из которого выбивались пряди пшеничных волос, а лицо источало тревогу и нерешительность.

— Что такое? — озадачился я.

Мама взглянула она меня жалостливо.

— Герочка, отец приходил…

— Что ему надо? — недобро выплюнул я.

«Отец» слишком громкое и непонятное для меня слово. Кто такой «отец» я мог только догадываться. У меня лишь был пьяный мужик, что бил мою мать у меня на глазах, влезал в долги и проигрывался.

— Он попросил в долг…