Сердце пирата

В голове проносились десятки вопросов. Не зная, с чего начать, Эйлин растерянно выдохнула…

Внезапно в переднем оконце экипажа что-то мелькнуло. Ей потребовалось меньше секунды, чтобы определить, что привлекло ее внимание. Отражение в полуоткрытом окне дома Ундото, в том самом, которое выходило на улицу.

К дому приближались вооруженные мужчины.

В следующий момент Эйлин услышала их шаги.

Они еще не дошли до пересечения улицы и переулка и не могли видеть экипаж и высокого мужчину, стоявшего рядом с ним, как будто он просто разговаривает с тем, кто сидит внутри.

Взгляд Эйлин метнулся на Фробишера, и как раз вовремя, чтобы понять, что он наклонился и собирается дотянуться до ее пистолета.

Эйлин резко подняла пистолет вверх, не давая ему сделать это, и одновременно ее пальцы, вцепившись в рукав его куртки, потянули его внутрь.

– Залезайте, черт вас возьми! Они идут! – в ярости прошипела она.

Роберт слышал звук шагов, но, сосредоточив все свое внимание на ней, не сразу понял, что это может значить. Даже когда, следуя ее приказу, данному шипящим шепотом, он залез в экипаж, закрыл дверь и почувствовал себя, как будто заперся дома, его сознание не поспевало за событиями… за ней. Она видела улицу дальше, чем он. Видела и действовала. Невероятно быстро и решительно.

Роберт откинулся на спинку сиденья и посмотрел на нее. Экипаж был таким маленьким и тесным, что они с трудом могли поместиться рядом.

Девушка немедленно оттолкнула его, чтобы, подвинувшись вправо, смотреть сквозь маленькое окошко в передней стенке экипажа. Роберт подчинился. Он хотел было воспользоваться моментом, чтобы разглядеть ее, пока она занята, но ему не хотелось остаться в стороне от происходящего. Он повернулся, чтобы тоже иметь возможность смотреть в окошко.

Четверо хорошо вооруженных мужчин свернули на дорожку, ведущую к дому Ундото.

Работорговцы. Их род занятий не вызывал никаких сомнений. На поясе у каждого висела короткая сабля, патронташ и нож, а у одного имелся еще и пистолет.

Человек, который шел первым, – крепкий детина – цветом кожи и чертами лица скорее походил на англичанина. Подняв руку, он постучал кулаком в дверь Ундото.

Через секунду дверь открылась, и на пороге появился священник. Он не улыбнулся, однако, поздоровавшись с мужчинами, пожал им руки и похлопал по спине, когда они проходили в дом.

Мисс Хопкинс вернулась на свое место.

Отодвинувшись в сторону, Роберт посмотрел на нее. Три дня подряд он и его люди каждый вечер видели, как подъезжал этот маленький черный экипаж, из которого никто не выходил и куда никто не садился.

Когда этим вечером они не увидели экипажа, Роберт вышел на разведку и заметил его ниже в переулке.

Способность противиться соблазнам не входила в число его сильных сторон. Он подошел к экипажу сзади, убедился, что внутри кто-то есть… что там женщина…

И только тогда Роберт начал подозревать.

Удивление, которое он почувствовал, догадавшись, что пассажир в экипаже неуловимая мисс Хопкинс, быстро сменилось ощущением неизбежности.

Несмотря на темноту внутри экипажа, Роберт сумел разглядеть на ее лице выражение мрачной решимости. Оно проглядывало в плотно сжатых губах, в твердой линии подбородка.

В том, с каким упорством ее взгляд был прикован к двери дома Ундото.

То, что перед ним мисс Хопкинс… даже во мраке экипажа ему хватило одного взгляда на ее волосы, чтобы заметить их предательский медный блеск. Однако она оказалась несколько старше, чем он ожидал. Ее старший брат Дэвид был одних лет с Робертом, а Генри чуть моложе. Он полагал, что мисс Хопкинс младшая в семье. Но, судя по тому, что он видел, – а он не только видел, он чувствовал женскую силу той, что сидела напротив него, – она была средней между Генри и Уильямом. Уильям служил в чине лейтенанта, и, значит, его возраст колебался где-то в районе двадцати пяти. Тогда мисс Хопкинс должно быть от двадцати шести до тридцати.

Теперь, когда его глаза привыкли к темноте, Роберт смог разглядеть ее достаточно хорошо. Настолько хорошо, чтобы разглядеть всю ее фигуру, прямую осанку, то, с каким знанием дела и уверенностью она держала в руке пистолет, властную посадку головы, – все то, что для человека, разбиравшегося в людях, безошибочно указывало на несгибаемую волю.

Только этого ему и не хватало – проблем с решительной, волевой женщиной.

Мысли о том, чтобы, пустив в ход свое дипломатическое обаяние, убедить ее собрать вещи и уехать домой, растаяли, как предрассветный туман.

Пока он наблюдал за ней, ее глаза, не отрывавшиеся от дома Ундото, прищурились в задумчивости. Выражение лица не говорило… оно кричало о том, что она уже строит какие-то планы…

Все события последних дней сложились в сознании Роберта в ясную картину. Пока он охотился за ней по поселению, крадучись поднимался и спускался по улицам Тауэр-Хилл, тайком следил за дамами, приезжавшими на вечерние приемы, или рыскал по закоулкам в дневные часы, она все время была у него под носом. Сидела в этом экипаже и следила за домом Ундото.

Что ей удалось узнать?

О чем она догадывалась?