Сердце русалки

Подбежав к ней и опустившись на колено, он накрывает ее плечи, хватает подмышками и с усилием поднимает. Девица поддается ему, обматывается портьерой, как длинным одеялом, падает лицом Виктору на плечо. В тот момент Виктор чуть не умер. Он никогда еще так близко с девицей не стоял и не дышал. Он смотрел на ее полузакрытые глаза, ровный нос, пухлые алые губы. Бровей у нее только не было (может, мода у девушек сейчас?). Девица была непростая, про таких говорят — красота роковая, смертоносная.

…Так хочется смотреть на красивое…

— Пойдемте, мы вас приютим, — сказал Виктор, вернее, пробурчал или промямлил, он даже не понял, не узнал собственный голос. Так ему вдруг стало за себя стыдно, что он не мужественный. В его понимании — мужественный, это рыцарь на коне в сияющих доспехах, у которого густая шевелюра и мощное мускулистое тело. Ему вдруг захотелось быть для девицы именно таким, но что есть, то есть.

Он привел незнакомку в келью на первом этаже, которой уже давно никто не пользовался. В монастыре много лет не было наплыва служек, и поэтому постепенно комнаты освобождались. Виктор посадил девицу на скамью.

— Сейчас я вам принесу еду.

Она подняла на него глаза, — чудо чудное, как они прелестны, — и благодарно едва заметно кивнула. У Виктора перехватило дыхание от этих глаз. Он быстро вернулся с чашкой супа и куском хлеба.

Девица, увидев дымящийся поднос, выхватила у него все и начал руками выхлебывать содержимое чашки.

— Ложкой удобнее, — сказал Виктор и тут же опять застыдился.

Но девица не обратила на него внимания. Выпила бульон, закинула огромными кусками хлеб в рот, и проглотила не жуя.

— Еще есть?

Это были первые ее слова. Виктор подпрыгнул от неожиданности и пошел за добавкой. Когда три чашки супа были выпиты, наконец повисло молчание, которое рано или поздно должно было перейти в разговор. Виктор сидел напротив девицы, на сундуке. Он смущенно зажал ладони между колен и испытывал поистине щенячью радость оттого, что девица поглощала выращенные им красные яблоки.

— Как вас зовут? — наконец, решился выспросить он.

Девица задумалась. Посмотрела в маленько окно.

— Кажется, меня зовут Сейра.

— Что с вами случилось? На вас кто-то напал?

— Я не знаю.

— Не знаете?

— Не помню.

Виктор почесал затылок. Ну и о чем им теперь говорить? В любой момент вернется отец Харвес, он не обрадуется девице в мужском монастыре, ну а что оставалось делать Виктору, бросить бедняжку на улице?

— Прошу прощения, не подумайте обо мне ничего плохого, — начал зачем-то заранее оправдываться Виктор, виновато выставив перед собой руки, — но что с вашими ногами? Вас погрызли волки?

— Не помню, — Сейра задумчиво улыбнулась, вытянула расквашенные ступни из-под длинной портьеры, и посмотрела на них в поиске подсказки. — Ничего не помню. Откуда я, куда шла, зачем. Была какая-то белая вспышка, будто меня треснули карасем по голове.

— А меня вот никогда не били карасем по голове, — засмеялся Виктор.

Сейра тоже заулыбалась. У нее были красивые ровные зубы. Зубы двуногой.

— Потом, помню, уже шла по лесу, голодная и продрогшая. И увидела тебя.

Виктор нервно сглотнул.

— Думаю, вам надо отдохнуть несколько дней, поживите у нас, или мы попросим госпожу Леду дать вам кров. Как только вы поспите, восстановитесь, обязательно вспомните что-нибудь. И тогда, уверен, виновника накажут. Если он есть.

— Не хочу сейчас об этом думать. Мне тепло, сытно, что еще можно желать? — она закуталась поплотней в портьеру. — Только тело совсем не слушается. Не могу пошевелить ногами, они как будто отдельно от меня. И как я только дошла сюда?

Сейра, словно деревянная кукла, потянулась к пальцам ног, но так не смогла согнуться.

«Я не должен этого делать, я не должен это предлагать, я не должен…», — подумал Виктор, но горячая голова одержала верх и он, вскочив, убежал из кельи. Вернулся через несколько минут с деревянным тазом горячей воды и полотенцем.

Он сел на пол рядом с Сейрой, раскопал в портьере ее ступни и опустил их воду. Сейра вздрогнула, но тут же благодатное тепло разошлось по ногам, достигло живота и сердца. Она почувствовала себя живой. Пустая, без единой мысли в голове, без памяти, но — живая.

Виктор подождал несколько минут. Затем принялся полотенцем отмывать кровь сначала с одной ее ступни, потом с другой. Старался делать это аккуратно, чтобы не задеть колотые раны, которые расплодились по ногам бедной девушки. Вода в тазу окрасилась в грязно-розовый.

— Теперь вам станет легче.

Сейра поджала ноги, снова закутав ступни в портьеру, вытянула вперед руку, изящную, тонкую, бледную с красивыми белыми ногтями, и дотронулась до щеки Виктора. Тот запылал, вскочил, хотел было убежать опять из кельи, но вспомнил про таз, вернулся за ним и теперь уже окончательно скрылся в закоулках монастыря.

* * *