Сейра молча проводила взглядом Ларса, на лице которого было легко прочитать горечь и обиду, что его отсылают в такой сложный момент, но он понимал, почему отец хочет быть сейчас с Сейрой и не стал спорить. Он ушел под воду и уплыл.
— Слушай скорее, — сказал Веслав тихо, времени оставалось мало. — Я люблю вас обоих, но ты… Ты, Сейра, гораздо более на меня похожа. Такие слабые добряки, как Ларс, не выживают. Ты должна быть злой, расчётливой, хитрой. На тебя теперь вся надежда, после меня тебе нужно стать хозяйкой леса, ты теперь — русалка-мать.
Сейра открыла рот, чтобы спросить, наконец, об их собственной матери, существование которой было всегда оставалось тайной, но Веслав вдруг закатил глаза, грудь его неестественно выгнулась, он захрипел.
— Роди детей. Только ты сможешь продолжить семью. Если ты этого не сделаешь, мы иссякнем, вся наша природа будет забыта, двуногие сменятся поколениями и перестанут нас уважать. Сейчас они боятся и почитают нас, и в этом большая часть моей заслуги. Вы не должны растерять ее. Роди детей, люби своих детей, только детей и больше никого, не трать на двуногих свою любовь, они того не стоят.
— Я выполню твою волю. А с Ларсом мне что делать?
— Пусть делает что хочет, — Веслав закрыл глаза. — Он не оправдал моих ожиданий, я думал, Ларс станет моим продолжением, но он слаб. Он жалеет двуногих и не хочет верить в то, какие они глупые и злые. Я люблю его, Сейра, но пусть он плывет своей рекой. Ларс не сможет стать хозяином леса.
В этот момент у края пещеры появился Ларс. Он слышал последнее, что сказал отец. Губы его задрожали. Он подтянулся, выполз на сушу и сел рядом с Сейрой. Он упал на плечи Веслава и приложил ухо к его груди. Сердце Хозяина леса больше не билось. Руки Веслава обмякли и громко шлепнулись об каменный пол пещеры.
Лицо его худое, осунувшееся, при этом не имевшее морщин и лишь кое-где седые пряди волос выдавали его возраст. Он лежал головой на коленях у дочери и имел вид умиротворенный, забывший обо всех страданиях, будто он, наконец, освободился от бремени слишком долгой жизни. Ларс и Сейра, взявшись за руки, оба припали головами к плечам отца, вслушиваясь в его опустевшую грудь, из недр которой больше не доносилось ни звука. Брат и сестра, переплели пальцы, поддерживая друг друга как могли, молча смотрели на спокойный профиль Веслава, едва подавив скорбный вой и крик. Им нельзя вести себя слишком громко. Оба пытались растянуть это последнее мгновение близости с отцом, в детстве они всегда так спали у него на плечах: Ларс лежал головой на одном плече, Сейра на другом. И теперь, будто вернувшись в беззаботные времена, они оба закрыли глаза и тихо, одновременно запели русалью колыбельную, которую им пел когда-то Веслав.
Было около полудня, когда Лея, собравшись с духом, вооружилась корзиной с едой и решила отправиться к песчаному берегу утеса. Она сказала кухарке, что отнесет гостинцы в монастырь.
Ночью вокруг особняка приказали расставить охрану. Ходить в лес Лее до сих пор не разрешали, а тащить туда с собой Леду, которая в последнее время была сама не своя, ей тем более не хотелось.
Чем можно угостить неизвестного спасителя? Если верить деду Густаву, то русалки жуткие и страшные монстры, которые питаются младенцами и пьют кровь. Но ей почему-то мало в это верилось. Спаситель или спасительница рисовались в ее воображении едва ли не белокурыми ангелами, у которых вместо длинных платьев, сверкающие рыбьи хвосты, как у аквариумных гуппи. Пока сама не убедишься, не разуверишься. Если там и правда монстр, то она оставит ему подарок и сбежит. Главное, не подходить близко, ведь, как и говорил Густав, передвигаться по земле русалки не могут, а, значит, на суше у нее всегда преимущество. Это знание обнадеживало и прибавляло храбрости.
Сегодня утром у Леи произошли два значимых события, которые и сподвигли ее, наконец, снова пойти в Черный лес, откуда она еще совсем недавно едва выбралась живой.
Первое событие произошло ночью: Лею снова звал уже знакомый голос, но она как будто ждала его. В прошлый раз песня, которую она слышала во сне, так завлекла ее, так хотелось снова ею насладиться, и когда Лея утром пыталась воспроизвести в голове этот таинственный голос, она не могла вспомнить ни тембра, ни слов, ничего. Это было действительно, как сладкое сновидение, которое увлекает внутрь себя, но, проснувшись, тут же улетучивается прочь и которое ты уже никогда не вспомнишь, как ни старайся. Но она на забыла, что существо звало ее. И, похоже, звало более настойчиво, чем в прошлый раз.