И выглядело происходящее тоже заклинанием, потому что руки женщин слабо светились золотым, а через некоторое время то же самое произошло и со стенами дворца. И внутри меня тоже пробуждалась магия, стремясь влиться в поток, даже если я лишь ощущала ее, а не осознавала разумом. Брианна искоса на меня глянула.
– Расслабься и направь свою силу на защиту Авроры, – произнесла она, и я, послушавшись, почувствовала, как часть моей человеческой магии вытекает и сливается с силой ближайшей сестры.
Нат, Джайлз и Элль смотрели на все это широко распахнутыми глазами. Они ведь тоже видели, как частички силы, похожие на светлячков, на вспышки, на пыльцу, тянулись от рук сестер к стенам дворца.
Теперь, когда я познавала мощную человеческую магию, не пытаясь одновременно защитить себя или Аврору, мне было очень легко отличить ее от магии фей. Магия фей – прохладная, как приятный весенний ветерок, она пахнет свежей зеленой травой после дождя, а на вкус – да, для меня магия имела вкус! – она как родниковая вода. Человеческая магия похожа на теплое солнце, пахнет свежим хлебом, а на вкус она как обжаренное зерно. А магия темных? Я смутно помнила, что она отдает горечью.
Кажется, сестры пели на протяжении часа или даже больше, а после вдруг умолкли – вновь безо всякого сигнала. Впрочем, я бы не сказала, что прошло так много времени. Я чувствовала себя так, будто все это время просто-напросто лениво дремала в прекрасный летний денек.
Сестры ничуть не выглядели уставшими, хотя вполне могли это скрывать. Настоятельница, чьи одеяния, плат и вуаль были из белого льна, а не из шерсти, подошла к папе, и он ей поклонился. Они тихонько заговорили, в голосе папы слышалось облечение, в голосе настоятельницы – доброта. Слов я, правда, не разбирала. Пару раз настоятельница глянула на нас с Брианной, а потом и вовсе весело ей подмигнула. Не думаю, что папа это заметил, но фея выглядела удовлетворенной.
А еще настоятельница раз или два касалась плеча папы, как бы его успокаивая, и он определенно почувствовал себя лучше. Затем, пока ее орден собирался на дороге в четыре колонны, словно готовая к маршу армия, настоятельница направилась в мою сторону.
– Приветствую тебя, сестра, – обратилась она к Брианне.
– Сердечно приветствую, сестра, – отозвалась фея. – Светлые помнят давних союзников.
– Знаю, знаю. И спасибо, что вспомнили о нас. Мы понятия не имели, что за столь краткий срок ситуация стала такой ужасной, – настоятельница цокнула языком. – Значит, темные находят способы обойти правила, верно? Должно быть, принцесса куда важнее, чем мы думали.
– По всей видимости. Светлые феи изучают этот вопрос. В прошлом подобного не случалось, посему ответ наверняка лежит в ином месте, – крылья Брианны затрепетали, и теперь я понимала: это признак того, что ей не по себе. – Нам нужно держать ухо востро.
– К счастью, у нас есть это дитя.
Настоятельница положила мне на плечо ладонь, источающую тепло. И я вновь ощутила запах свежего хлеба и вкус обжаренного зерна – и потянулась к ним навстречу. В конце концов, это же настоятельница! Как и в случае архиепископа, меня всю жизнь учили ей доверять, на нее равняться.
И я осмелилась задать вопрос.
– А что это были за песнопения? Никогда не слышала таких, по крайней мере, на священных службах.
Настоятельница рассмеялась.
– Это, моя дорогая, – весело ответила она, глянув на меня пронзительными голубыми глазами, – потому что церковь на своих службах не опускается до столь простой и скромной магии.
А Брианна вновь выглядела удовлетворенной – ее слова опять подтвердились.
– Это Колыбельная песнь, моя милая, – продолжила настоятельница. – Но на языке, что древнее самого Тиренделла. Это самое мощное заклинание для защиты от зла, и таковым его делает простота.
Я сразу поняла, о чем она: каждый ребенок Тиренделла знает Колыбельную песнь, нас учат петь ее, когда нам страшно, когда мы просыпаемся от кошмарного сна или оказываемся одни в темноте.
– Она сосредотачивает сильную людскую магию даже в руках непосвященных, Мириам, – пояснила настоятельница. – Никогда этого не забывай и без стеснения используй. Джеррольд – прекрасный человек и хороший волшебник, и он способен научить тебя многому, однако я очень сомневаюсь, что он когда-либо даст тебе нечто более могущественное.
Настоятельница отпустила мое плечо, и я чуть не взмолилась, чтобы она вернула руку обратно. Она словно наполняла меня силой, в которой последние дни я остро нуждалась.
– Живи в Безграничном свете, моя дорогая, – попрощалась она и благословила меня.
– Живите в Безграничном свете, святая настоятельница, – отозвалась я, и она возглавила уходящую армию сестер.
Я больше не сомневалась – это именно армия. Вот только почему настоятельница не оставила кого-нибудь для охраны Авроры?