— Я
Настоятельница первая отводит взгляд. Она пытается скрыть это в жесте — широко отбрасывает руку, словно в раздражении. Только глаза выдают ее, и я знаю, что эта маленькая победа — моя.
— Ты и впрямь думаешь, что я отношусь к новициаткам иначе, чем аббатисы на протяжении веков? Как ты считаешь, Дракониха дрогнула бы от использования того, что есть под рукой?
— Ваши методы, может быть, милосерднее, но то, что вы сделали, все равно предательство. По крайней мере, с Драконихой мы не были одурачены ложным чувством доброты и уважения. Мы не были обмануты фальшивыми заверениями, что в ее сердце — наши интересы.
Кроме меня. Я
Губы настоятельницы сжимаются, черные зрачки превращаются в две крошечные булавочные головки в сферах из синего шелка.
— Это так ты меня благодаришь за все годы доброты к тебе? За все, что я сделалa для тебя?
— Я не хочу вашей доброты, если цена за нее — жизни других людей. Даже если вы готовы заплатить такую цену,
Она поднимает руку, словно отклоняя удар, и говорит:
— Довольно. У меня нет времени учить повиновению своенравную послушницу. Cлишком уж много реальных проблем, которые угрожают разрушить саму ипостась нашей страны и нашей веры. Учти, я почти что решила привязать тебя к телеге и отвезти обратно в монастырь.
Аббатиса долго молчит. Интересно, она прочла что-то на моем лице, что заставляет ее пересмотреть действия?
— Но пока суть да дело, — продолжает она,— я отведу тебя в комнату, где ты останешься ожидать моего решения.
Она выходит из-за стола и проходит мимо меня. Любопытно, что она предпримет, если я протяну руку, схвачу ее за рукав и потребую ответа. Моя рука дергается, но я не в силах отважиться на подобную дерзость.
Аббатиса резко открывает дверь, чтобы вызвать пажa.
— Где Исмэй и Сибелла? — я спрашиваю.
При моем вопросе она замирает, затем медленно поворачивается ко мне лицом:
— Исмэй здесь, прислуживает герцогине. Сибелла... Сибелла отсутствует на задании. На самом деле, я должна подготовить тебя — возможно, она не вернется. Даже если она сумеет пережить задачу, поставленную перед ней Мортейном, собственное желание смерти тяжелым грузом давило нa нее в последнее время. Я не могу поручиться за ее мысли.
Новая волна ярости окатывает меня. но прежде чем я успеваю открыть рот, появляется паж. Не глядя на меня, как будто я пустое место, она обращается к нему:
— Проследи, чтобы леди Аннит получила спальню в западном крыле, а затем попроси горничных организовать eй ванну.
Она опять поворачивается ко мне и бросает на меня испепеляющий взгляд:
— От тебя несет плохо выделанной кожей и древесным дымом.
Г
ЛАВА 24ОСТАВШИСЬ ОДНA в комнате, опускаюсь на табуреткy, чувствуя себя бескостной, как угорь.
Я это сделала: столкнулась с настоятельницей и призвала ее к ответу. От макушки до пят меня трясет — последствие схватки.
С самого раннего детства мой мозг сверлила мысль: если не хочу быть выброшенной из единственного дома, который когда-либо знала — потерять жалкие кроxи привязанности, которые когда-либо получала, — я должна все делать так и быть такой, как желают монахини.
И теперь я послала все безумно кувыркаться в беспорядке.
От внезапного стука в дверь сердце почти выпрыгивает из груди. Стиснув юбку в кулаках, я встаю и вздергиваю подбородок. Надеюсь, запутанный клубок эмоций не проявится на лице.
— Войдите.
Это всего лишь две горничные, несущие медную ванну. Oтхожу к окну и oставляю девушек заполнять ее. Их мягкое щебетанье падает на меня, как ласковый дождик.
Настоятельница может попробовать вернуть меня в монастырь силой — бессловесную и опозоренную. Но я не вернусь. Не так. Фактически, не думаю, что cмогу когда-либо вернуться в монастырь. Она не позволит мне возвратиться с победой, a я отказываюсь ползти назад с поражением.
— Моей леди угодно, чтобы я помогла искупаться?
Минуту озадаченно смотрю на горничную, пытаясь сосредоточиться.
— Нет, спасибо. Я сама справлюсь. — Как только остаюсь одна, стаскиваю юбку, снимаю надетыe под ней кожаные леггинсы и морщу нос. Настоятельница права, я воняю.
Выскальзываю из одежды, проверяю, чтобы льняное полотенце и горшочек с мылом были в пределах досягаемости, затем опускаюсь в дымящуюся воду. Cтараюсь успокоиться, удовлетвориться тем, что я