Сердце сокола

Нет, Сантьяго не стремился умереть и никогда не поднял бы на себя руку, но самопожертвование во искупление грехов и исполнение долга отнюдь не показалось ему чем-то неприемлемым. Случись война, он пошел бы защищать Родину ради той самой благой цели, которая и теперь была для него путеводной звездой. Сантьяго разрушит планы Виктории и Керриллара, обезопасит Рейнардо и Эленсию от заговорщиков и искупит свою вину перед Кристиной. Жизнь за жизнь, как он обещал в минуту отчаяния Господу. Тот выполнил свою часть сделки.

Теперь дело было за герцогом Веларде.

Конечно, Алехо не понял, для чего Сантьяго сам напросился в тюрьму, как не понял и его желания победить врагов уже после смерти. Пожалуй, не стоило ему об этом говорить, но как иначе он убедил бы молочного брата взять письма? В одном из них Сантьяго написал свое последнее желание и рассказал Рейнардо об истинном заговоре против него. В другом попросил прощения у Кристины, и в него же вложил завещание, согласно которому все его состояние отходило именно ей. Сантьяго не хотел, чтобы после всех своих мучений она оказалась без анта за душой, если обнищавшая корона вдруг положит глаз на оставшееся без хозяина Нидо-эн-Рока. Кристина была единственной, кого Сантьяго хотел видеть в нем хозяйкой. И хоть это свое желание он мог исполнить.

Оставалось только ждать.

Время в камере тянулось до грустного медленно, а у Сантьяго скопипось на душе слишком много горечи, чтобы она не разъедала его куда умелей угрозы смерти. Смерти Сантьяго не боялся. И жалел лишь о том, что так ни разу и не видел Кристину счастливой. Не сумел дать ей этого счастья.

Впрочем, и не старался.

Последней каплей стал история Милагрос о том, какой ценой Кристина сумела поймать Пилар и какого страха натерпелась, будучи пленницей ее сообщника. Милагрос рассказывала об этом, просто чтобы скоротать время Кристининого беспамятства, а Сантьяго чувствовал себя последней тварью, не только не защитившей любимую от беды и бросившей, по сути, ее в самое пекло, но и не достойной того, чтобы узнать об этом от самой Кристины. Она не хотела делиться с ним своими страхами, не доверяя, — и разве мог он ее осуждать, зная, как подвел? Наверное, пережив нынешние ее страдания, Сантьяго должен был проще относиться к предыдущим, но они скручивали в узел и так едва дышавшую душу, вбивая пыточным кнутом осознание: едва не погубил. Чистую, юную, такую смелую, такую доверчивую. Все ее несчастья на его совести. За каждое он должен ответить.

И отпустить.

Наверное, не имело никакого смысла раз за разом перебирать в памяти все свои ошибки, но что еще делать осужденному на смерть в последний день своей жизни? Сантьяго хотел бы отдаться радостным моментам, которые столь щедро дарила ему любимая, но неподъемный груз вины словно раздавил их все, напоминая лишь о том, как он распорядился подаренным ему чудом.

Не сберег.

Сантьяго вспомнил обещания, данные отцу — на могиле, а Кристине — у венца. Их он выполнит, а значит, можно считать жизнь удавшейся. Он всегда предпочитал долг. И тот скрасит ему последние минуты.

В камере он был один. Никаких удобств, как в предыдущее пребывание в этом подвале, лишь незастеленная деревянная кровать и свет в крохотном зарешеченном окошке почти под потолком. Очевидно, нынче Рейнардо считал его настоящим преступником, которому не положено помилование. И незадолго до ужина Сантьяго получил тому подтверждение.

Солнце почти село, затянув камеру сумрачными тенями, и это томительное увядание прорезала барабанная дробь, а потом, словно бы где-то у Сантьяго над ухом, раздался пронзительный голос глашатая:

— Завтра, ровно в десять часов утра, состоится публичная казнь герцога Сантьяго Веларде Солара, признанного виновным в государственной измене и приговоренного к «подлой гаротте»! Местом исполнения приговора выбрана Площадь Стонов! Приговор отмене и обжалованию не подлежит! Указ от тринадцатого сентября сего года, за подписью короля Светлой Эленсии Рейнардо пятого!

Каждое слово молотом вбивалось Сантьяго в затылок, и он не мог заставить себя поверить в реальность происходящего. Он ждал смерти от сообщника Виктории, но и подумать не мог, что Рейнардо решится осуществить свою угрозу и разделаться с кузеном столь варварским способом. Подлая гаротта! Унижения, оскорбления, плевки в лицо, удары исподтишка, серая мужицкая роба — бесконечная пыточная дорога через весь город к Площади Стонов, до которой не все приговоренные добирались в сознании. А после удушение: медленное, мучительное, ломающее; и смерть — с пеной на губах, с выпученными глазами, с перекошенным посиневшим лицом, — достойный конец для последнего из рода Веларде. И Сантьяго предстояло пройти этот путь, потому что он сам его выбрал и отступать было некуда.