Сердце степи. Полёт над степью

- Где? - слово вылетело, как стрела, и задрожало в досках двери. - Халат. Быстро. Веди.

Тулым почти бежала, оглядываясь. Камайя скользила за ней, как ночная птица, преследующая жертву, но жертвой была не Тулым. Сердце Камайи трепетало в острых хищных когтях, капли крови падали под ноги, а может, это была не кровь, а холодное из глаз, что слезились на стылом ветру.

- Госпожа Камайя. - Стражник почтительно склонился перед ней.

- Открой.

Дверь скрипнула, и Камайя махнула рукой. Вирсат и Дерре вышли, опустив головы, под встревоженным взглядом стражника.

- Я забираю их. - В голосе был звон стали, в глазах - её блеск, и Камайя постаралась, чтобы стражник заметил и то, и другое. - Это мои люди.

- Но госпожа…

- Я сказала!

Дерре и Вирсат тихо спешили позади, поднимаясь по лесенке на свет и торопясь по открытым галереям. Две служанки, что попались навстречу, шарахнулись с дороги.

Тулым прикрыла дверь. Камайя подошла к умывальнику, вода в котором не успела остыть, и долго плескала на лицо, роняя капли на ковёр.

- Полотенце. - Она потянула руку, зажмурившись. - Ачте. Крепкий.

Она вернулась на своё кресло и села, глядя в сторону, но неизбежно видя опущенные глаза Вирсат и Дерре и смятенные - Тулым.

- Госпожа, нас поймали ещё во дворе. - Голос Дерре шелестел, как бумага, на которой были написаны злые проклятия. - Мы даже не успели увести её… Улсум застала нас.

- Что было дальше?

- Нас отвели и заперли. Йерин распорядилась высечь нас… По сто розог… И лишить работы.

- Вы не лишитесь работы. Я позабочусь об этом. Тулым, останься пока готовить ачте. Пойдём.

Мех плаща щекотал щёки. Камайя прятала в нём застывшие губы, вцепившись пальцами в чёрную блестящую седу на обратной стороне.

- Улхасум Гатэ принимает?

- Госпожа, тебя велено впускать всегда, - улыбнулась маленькая служанка у дверей. - Пожалуйста, подожди пару минут, мне нужно доложить.

Дерре и Вирсат стояли за спиной, побледневшие, мрачные. Камайя шагнула в комнату, не пытаясь изображать улыбку. Гатэ видит зорким сердцем, а фальшивой улыбкой его не обмануть, нет.

- Благословит Отец Тан Дан твои дни, досточтимая Улхасум. - Голос дрожал, как огонь свечи, а слова жгли язык. - Я пришла просить за своих людей. Они пошли на преступление по моему приказу. Я хочу снять с них вину и ответить за своё преступление.

- Хорошо, милая. Вирсат и Дерре, полагаю? Салах, ты слышала госпожу. Объяви моё распоряжение… Они под моей защитой. Ступайте. Садись, Камайя. Ты несколько дней не навещала меня. Жаль, что не зашла раньше… Ты разминулась с сыном. Он был у меня с утра и принёс радостные новости…

- Прошу, не надо, Улхасум! - отчаянно воскликнула Камайя. - Прошу!

- Хорошо, - удивлённо отозвалась Гатэ, и улыбка на её лице сменилась тревогой. - Что с тобой случилось, милая? Твой голос - как голос Дээт, а вокруг твоей головы не дым, а чёрная мгла.

- Это капюшон, - чуть не плача, сказала Камайя. - Я сняла его, Улхасум. Так лучше?

- Гораздо. Капюшон защищает от ветра, но мешает смотреть по сторонам. Он заглушает звуки - и неприятные, и приятные. Зачем он тебе?

- Ты говоришь не о плаще. Ты говоришь как эным.

- Я не эным. Ты злишься на моего сына?

- Злюсь. Я в ярости. Я хочу уйти, Улхасум. Как можно скорее. Я не могу оставаться здесь.

- Это потому, что он лишил тебя твоей свободы?

- Да. Прошу, помоги.

- Я не могу идти наперекор сыну. Камайя, он даст тебе свободу, когда ты признаешь, что он имеет власть над тобой. Он боится, что ты уйдёшь, если он отпустит тебя. На празднике весны мы отпускаем птиц, которых всю зиму кормим в западной башне, и большинство возвращаются и поют потом в садах гарема. Но ты не птица. Человеку недостаточно иметь укрытие от ветра и пищу, чтобы ему хотелось вернуться в это место. Нужно большее. Он не отпустит тебя, пока не будет уверен, что оно есть, и что он не потеряет тебя навсегда.

- Я не дам никому власти над собой, Улхасум. Я живу свободой и знанием того, что моя жизнь - в моих руках. Что она не зависит от воли других людей.

- Твоя гордыня погубит тебя. Ты красива и умна, но и у тебя есть недостатки. Уязвимые места есть у всех. Чем мой глупый сын так обидел тебя? Куда он случайно ударил, что такая боль теперь гнездится в тебе?

Камайя стояла, поджав губы. Перед глазами были нежные, нежнее лепестков красных роз, губы Рисэл, блестящие, толстые, с её запястье, густые косы, её юное, упругое смугловатое тело, гибкое и свежее, как воплощение весны, раскинувшееся на постели перед Аслэгом, розовеющее под его внимательным взглядом. Хриплый рык рвался из глотки, но она стиснула зубы, сдерживаясь, унимая гнев, сгоняя алую ярость со скул.

- Ничем особенным. Просто мы слишком разные. Не понимаем друг друга, - напевно протянула она.

Гатэ спокойно улыбнулась и протянула руку за тяжёлым золотым кубком, отпила из него и привычным движением поставила на место.