Перед помостом собрались динны из доверенных лиц матери, законники, готовые засвидетельствовать свершившуюся сделку, члены семьи Раллеми – и служители, сгрудившиеся у кресла Биркера.
Никаких газетчиков – в обычных обстоятельствах Корадела приказала бы явиться им всем, но это явно откладывалось до свадьбы.
Служитель Харстед привёл на помост отца Дерека – плотного, даже тучного мужчину с крохотными кабаньими глазками. Видимо, Дерек пошёл в мать – невысокую улыбчивую женщину с открытым, приятным лицом. А может, в возрасте отца вот так же раздастся в ширь.
Служитель Харстед откашлялся.
– Приветствую всех от лица Мира и Души… Мы собрались здесь, чтобы…
Омилия крепко сжала в кулак левую руку, чувствуя, как немеет правая, прижатая к боку неугомонным Раллеми.
Жаль, что открытка Ульма сгорела – сейчас хорошо было бы коснуться её на удачу, почувствовать слегка выпуклые строки под пальцами. Гладя их в первый раз, Омилия закрыла глаза и представила себе, что обречена жить в вечном мраке. Она несколько минут обходила букву пальцами, представляя себе, что обречена узнавать их вот так, на ощупь, затверживая очертания каждой наизусть…
Над головой – белая лента на ярко-синем фоне. Летит паритель – не к месту она вспомнила предложение Унельма, его сбивчивые, безумные слова. Если бы он не предал её доверие – могла бы она согласиться?
– …высокая честь – и высочайшая ответственность.
Дело в том, что он и вправду так сильно обидел её? Почему-то, стоя сейчас под руку с Раллеми, гадая, удастся ли ей – всего через пару минут – воплотить в жизнь собственный, от начала до конца, план спасения – Омилия больше не чувствовала ни малейшей обиды.
– …союз двух знатных домов – и двух любящих сердец.
Может быть, сердце её оказалось недостаточно любящим? Она ни разу, даже в мыслях, не решилась поразмыслить над тем, любит ли его.
Омилия вздрогнула, и Дерек наклонился к ней.
– Вам нехорошо?
– Ах, Мир и Душа, – с досадой буркнула она. – Вы не могли бы помолчать, пожалуйста, хотя бы минуту?..
Он густо покраснел, и Омилия поймала ледяной взгляд матери, продолжавшей широко улыбаться и, казалось, ловить каждое слово Харстеда.
Служитель кивнул отцу Раллеми, и тот выступил вперёд, лучась самодовольством. Он неторопливо откашлялся, прежде чем начать перечислять многочисленные достоинства сына.
Бесконечная речь – впрочем, ответное расхваливание дочери в исполнении Кораделы будет ещё длиннее.
Слушая вполуха, Омилия снова поймала взгляд Биркера. Пусть доверие между ними истончилось, на миг она снова почувствовала себя, как в старые времена. Она и брат – против всего мира. Заговорщическая улыбка, лукавый взгляд, маленький язык незаметных жестов и выражений, понятный только им двоим – всё то, что не раз помогало пережить бесчисленные часы приёмов, обрядов или раутов, на которых приходилось присутствовать им обоим.
«Готова? Тебе нужно будет сделать всё быстро, Мил. И помни: если поймают, не пищи. И не вздумай рассказывать, что это я придумал – или больше ни о чём меня не проси».
«Конечно, братик! Так где, говоришь, взять этот мёд?»
Чем ближе было окончание торжественных речей, тем сильнее тряслись её коленки – а ведь поначалу Омилии и вправду казалось, что она готова ко всему. Оставаться в стороне, ускользать, притворяться – всё это было её стратегией так долго, что, возможно, успело стать второй, если не первой натурой.
И именно поэтому сделать шаг вперёд, воспользовавшись моментом заминки – после речей обоих родителей, до момента появления на помосте законников сторон – было так трудно.
– Я хочу кое-что сказать.
Лицо Кораделы – она сразу, сразу всё поняла – превратилось в застывшую маску. Корадела и рада была бы броситься ей наперерез, заткнуть глупой дочери рот, закрыть её собою от перекрещенных взглядов толпы – но было слишком поздно.
Остальные, кажется, ещё не понимали, что грядёт неслыханное. Смотрели вежливо, скучающе, с вялым интересом.
Юная наследница забылась, отступила от протокола. Досадная неприятность, но что с того? Маленькая девочка, переволновавшаяся во время помолвки, наговорит своих маленьких глупостей – и взрослые вернутся к своим делам по её купле-продаже, а потом наконец можно будет перейти к закускам…
Омилия улыбнулась.
– Я хочу поприветствовать вас всех, – сказала она чистым, звонким голосом. – Я так рада, что все вы здесь… и особенно я рада вам, – она слегка поклонилась в сторону многочисленных служителей. – И скоро вы поймёте почему. Дело в том…
– Омилия, – прошипела Корадела, всё ещё каменно улыбаясь сведённым судорогой уголком губ. – Это неуместно. Немедленно прекрати, и дай служителю Харстеду…
Служитель Харстед, между тем, тоже понял, что происходит неладное – и уже шёл к Омилии… Действовать нужно было быстро. Омилия упала на колени.
Брови Харстеда взметнулись вверх. Корадела скрипнула зубами так громко, что Омилии показалось: все у помоста услышали.
Дерек ахнул и кинулся к ней.
– Омилия… вы споткнулись? Вы в порядке?
Омилия не без удовольствия с силой оттолкнула его руки и воскликнула:
– Не трогайте меня, Дерек! Пожалуйста, не надо! Я взываю к людям Мира и Души.