Сердце трона

— Эллоэт, — она обращается к ней будто не к дочери, а к подчиненной. Девочка вздрагивает, выпрямляет спину, манерно улыбается и здоровается с нами. — Как госпожа Ларрэт? — спрашивает нас Тэта. — Я могу ее видеть?

— Спит, — отвечаю. — Придется подождать.

— Вы не проголодались с дороги? — добавляет Айрон. — Мы как раз еще не ужинали.

— Было бы чудесно, если можно.

— Я распоряжусь, чтобы для вас приготовили покои, — говорю.

Вскоре мы пересекаемся за столом. Атмосфера не самая располагающая, одна новоиспеченная королева ведет себя непринужденно.

— А не опасно оставлять Адас без присмотра? — спрашивает Айрон.

— В любом случае, этот риск оправдан. Я подумала, мой визит был бы хорошим жестом мира. — Ее акцент не лишен шероховатостей, но ее это будто бы совсем не волнует. Она полна уверенности. — После стольких лет нам стоит наконец найти общий язык. Не так ли, Микэм?

— Верно. — Нельзя не заметить взаимную неприязнь между ними.

— Я так понимаю, это все на два года? — спрашивает Айрон, смотря на Эллоэт.

— Посмотрим, как все сложился. По-моему, двенадцать лет совсем не тот возраст, чтобы надевать корону.

Девочка сидит с опущенной головой, не ест и только изредка обращает внимание на нас, зачастую именно в те моменты, когда звучит ее имя. Я и раньше замечал, что их отношения напряженные, а теперь знаю причину. Со старшим сыном Тэта вела себя совершенно иначе, и после его смерти она, возможно, невзлюбила неродную дочь еще сильнее, ведь теперь она наследница.

***

Комната пропитана запахом лекарств — он напоминает мне о днях, проведенных у постели умирающего Дэмьена. Помню, как он в порыве чувств кидался в меня склянками — такие же стоят сейчас на тумбе возле Ларрэт. Она лежит на нескольких подушках и перебирает пальцами волосы Харэна, который уселся на полу и положил голову на край кровати.

— Вен, — говорит она хриплым голосом, голосом совсем другого человека.

— Мне сказали, ты проснулась. Легче?

— Так же, — отвечает Ларрэт почти одними губами.

— К тебе гостья, — говорю. — Тэта. Она за дверью.

Она кивает и обращается к сыну:

— Харэн…

— Нет, я останусь, — отвечает тот твердо.

— Мы должны успеть обсудить пару вопросов.

— Что значит успеть?! — Харэн смотрит на нее, затем на меня. Таким взглядом обычно удостаивают гонцов, принесших дурную весть. Если подумать, все так и обстоит на самом деле. Прибытие Тэты говорит о том, что дела серьезны и что все это время мы врали Харэну, что его мать поправится. — Какого черта она пришла? Пусть проваливает!

— Харэн, стены тонкие, — шепчет Ларрэт.

— Пусть слышит.

— Если нужно, — говорю, — я передам, что…

— Милый, — Ларрэт вновь гладит сына по голове, — она преодолела долгую дорогу.

— Ты ее позвала?

— Нет.

— Значит, ты. — Харэн косится на меня, но я отрицательно качаю головой. Он встает, но долго не отходит от кровати.

— Ты будешь в своей комнате? — спрашиваю.

— Не знаю.

— Цэккай будет с тобой?

— Мне не нужна нянька. — Он проговаривает это сквозь зубы, сжимает пальцы в кулаке, обходит меня, хлопает дверью и убегает.

— Они повздорили, — шепчет Ларрэт вслед.

— Из-за чего?

— Он не сказал.

— Тебе точно не хуже? — Я пользуюсь моментом и подхожу ближе. Когда же еще мне удастся побыть с ней?

— Садись. — Она хлопает по краю кровати, но я располагаюсь на полу, на место Харэна. — Мне страшно за него. Он такой юный.

— Я буду с ним, обещаю, но ты не можешь… — Она приподнимает руку и касается моей щеки. Я стискиваю зубы, чтобы не пустить в ход слезы, накопившиеся за три дня.

— Вен… — Ей трудно говорить. — Позови ее.

Я смотрю на нее долго-долго, прежде чем встать.

Когда Тэта заходит, я сажусь в паре метров от кровати, откуда смогу наблюдать за каждым ее действием. Какими бы подругами они с Ларрэт ни были в юности, сейчас они представляют два разных трона, и между ними хочешь не хочешь, но должны быть дистанция и караул. Когда Тэта берет ее за руку, я не отвожу глаз от ее забинтованных пальцев.

По сравнению с той Тэтой, которую я знал с восьми лет, она заметно изменилась и в манерах, и внешне. Она похорошела, лицо стало мудрее, и она хоть и выглядит моложе своих тридцати двух, но производит впечатление зрелой женщины, повидавшей жизнь.

После короткого обмена любезностями Ларрэт спрашивает ее:

— Ты уверена, что Микэм не предаст?

— Мы заключили сделку. Если он будет молчать, я позволю его сыну жениться на моей дочери. — Вот что она имела в виду. А я-то подумал.

— Ох… Ты ее спросила?

— На одной чаше весов ее личное счастье, на другой — мир. Выбор очевиден.

— Что ты будешь делать теперь? Без Эмаймона.

— Из-за десятилетней изоляции мы пострадали слишком сильно и нуждаемся в дружбе. Свобода для адасцев заключается в гарантии автономии. Обрыв связей с Инэмом — инициатива Эмаймона, а не истинная воля людей. Он внушил им, что свобода — это отрицание внешнего мира. Я попробую убедить их в обратном.

— А если они узнают про убийство?