Сердце умирает медленно

С Шейлой связаться тоже не получилось. Но сдаваться я не собиралась. «Завтра повторю попытки». Откинулась на подушки, снова проверила почту, не пришел ли ответ насчет личности моего донора. Но и там по-прежнему было пусто. Тогда я приглушила свет, устроилась поудобнее и открыла папку «Видео», чтобы просмотреть ролики с Райаном. По позвоночнику побежали мурашки, в груди неприятно екнуло.

Папка оказалась пуста, видео нигде не было! Они исчезли!

-28-

– Теперь все изменится. – Я посмотрел на окровавленную иглу и улыбнулся.

Последний стежок вышел самым красивым и аккуратным. Провел пальцами по слову, вышитому на ее спине, и ощутил, как удовольствие вибрацией разливается по моему телу.

– Спасибо, что дождалась. Это последний этап, теперь ты будешь свободна.

– Мм… – застонала она, приходя в сознание.

– Ты даже не знаешь, как я сейчас рад, Сара. Не представляешь, что чувствую. После того, что я пережил…

– Мм… – она дернулась, но веревки не подвели.

Я завязал последний узелок, взял с железного подноса маленькие ножницы и срезал хвостик нити. Как всегда, вместе с законченной работой приходила слабость, но она была столь приятной, опустошающей, что трудно стало удержаться от чувств.

– Скажи, это ведь в последний раз, Сара? Больше ничего подобного не повторится, да?

– А-а-а… – она сделала усилие, чтобы приподнять голову, но не смогла. Подбородок глухо ударился о поверхность стола.

– Я обессилен, Сара, – отложил иглу, снял хирургические перчатки. – Не выдержу, если такое снова повторится. Мое терпение не бесконечно.

Взял со столика бутылочку со спиртом, открутил пробку.

– А-а-а! – истошно завопила она, когда обжигающая жидкость тонкой струйкой полилась на участок тела между ее лопатками.

– Кричи, Сара. Прими это как своего рода очищение. К тому же никто не услышит твоих криков.

Я полюбовался надписью. Теперь, когда спирт смыл лишнюю кровь, красные стежки четко выделились на белом мраморе кожи.

– Теперь все будет по-другому, – я обошел ее и наклонился так, чтобы взглянуть ей в глаза. Нам всегда нравилось сидеть, подолгу смотреть друг на друга. Это были моменты особого единения, когда я понимал, что по-настоящему нужен ей. – Теперь мы снова вместе. Снова будем счастливы.

Увидев меня, она поняла. Затряслась, начала из последних сил натягивать веревки. Покрасневшие зрачки расширились, губы задрожали, лицо сморщилось от боли. Блеснувшие в глазах слезы были просто прекрасны. И не могли не тронуть меня.

Я почувствовал себя самым счастливым.

– Никто и никогда не разлучит нас, детка, – по щеке мазнуло чем-то горячим. – Обещаю тебе, – стер слезу пальцем. – Осталось совсем немного, потерпи.

* * *

Мальчик.

Юноша.

Ему лет шестнадцать. Не вижу четких очертаний. Он выше меня, крепче. Мы идем вдоль какой-то улицы. Он что-то говорит. Как ни напрягаюсь, не могу услышать. На мне – синее платьице с пояском, белые мягкие туфельки. К груди прижата большая папка, держу ее обеими руками – в ней что-то важное. Не могу понять, что ощущаю. Наверное, восторг, потому что меня ожидает нечто интересное, грандиозное.

Солнце заставляет меня щуриться. Улыбаюсь. Он рассказывает что-то смешное, и мы заливисто хохочем. С испугом останавливаемся возле проезжей части, пропускаем автобус. Здесь все новое, я ничего не знаю. Первый раз в этом городе. Но он – рядом, и потому мне как-то спокойнее. Хочется взять его за руку, но не могу. Мы уже не маленькие дети, и каждый из нас знает, что это будет означать. Он сам должен сделать это. Если я ему нравлюсь так же, как и он мне.

Автобус пролетает мимо с грохотом, и мы перебегаем на другую сторону улицы. Он подает мне руку, я хватаюсь с благодарностью. Прыг! Через узкий участок газона, и вот мы – на узкой пешеходной дорожке. Оглядываемся в поисках нужного направления. Приходится расцепить руки. Показываю: «Кажется, туда». Идем. Его смех заразителен, ему нельзя сопротивляться. Он – как колокольчик, низкий и звонкий, родной до невозможности.

Только рядом с этим юношей мне хорошо.

Чтобы взбодрить меня или отвлечь, он начинает глупую детскую игру в догонялки. Пихает локтем, и я подаюсь назад. А он удирает, хохоча. И мне приходится бежать следом. Настигаю его в два счета – опять поддался. Обнимаю, щекочу, пробираясь пальцами под ребра, и маскирую свое маленькое счастье под маской озорства. Его руки проходятся по моему телу в ответном жесте. Сколько ни увиливаю, ни отворачиваюсь, щекотка берет свое – папка вылетает из моих рук и падает на асфальт.

Мы бросаемся подбирать то, что из нее выпало. Встаем на колени и укладываем обратно листы бумаги. Но несколько все же взлетает от порыва ветра, и нам приходится их ловить. Мне тревожно и весело. Нужно во что бы то ни стало их поймать, они крайне важны, но я хохочу, как безумная, – потому что присутствие этого парня в моей жизни столь же важно, как и листы.

Прыжок, и он подхватывает «беглеца», готового улететь на проезжую часть. Протягивает мне.