Сердце умирает медленно

Я с радостью бросилась к машине, которая показалась, как только гаражные ворота полностью открылись.

Села на пассажирское сиденье и сложила руки на коленях.

– Что-то важное, говоришь? – Айра устроился на водительском месте.

Неторопливо вставил ключ в замок зажигания, подвинулся на сиденье, пристегнулся. Флегматично оглядел ручку переключения передач.

– И срочное, – подтвердила я.

– Ясненько, – кивнул он и завел мотор.

Автомобиль сухо кашлянул и заурчал. Я с облегчением выдохнула.

– Пристегнись, дорогуша, – попросил он, когда мы тронулись с места.

И я быстро поняла, почему он настоял на этом. Старый Айра был тот еще лихач.

-31-

– Надеюсь, что недолго, – сказала я, когда Айра заглушил двигатель автомобиля. Еще раз сверилась с адресом, указанным в письме. Вроде все верно. – Скоро вернусь.

– Жду, – старик открыл окно и откинулся на сиденье.

Нервно улыбнулась и выбралась наружу. Асфальт под ногами казался расплавленной магмой. Я шла, еле справляясь с нахлынувшим беспокойством, граничащим почти с ужасом, и слегка покачивалась. Правильно говорила мама, мне нужно беречься, оставаться дома, а не гоняться за свежим воздухом по лесам и ущельям Малхэма. Я обязана этим людям жизнью. Я должна беречь сердце их дочери, как священный дар, а не подвергать ненужной опасности. Должна выразить свою благодарность тщательной заботой о пересаженном органе. А я…

Выдохнула. Затем вдохнула медленно и снова выдохнула. Ступила на подъездную дорожку и зашагала к входной двери. Дом четы Келли был добротным двухэтажным особняком с широкими окнами с белыми ставнями. Газон казался идеально ровным, на дорожках убрано, ступени сияли чистотой. Только цветы в подвесных вазонах безнадежно завяли, что говорило о том, что хозяйке в последние дни совершенно не до них.

Дошла и застыла, не решаясь постучать. Замерла, боясь поднять взгляд и увидеть, что меня разглядывают через оконное стекло. Для Келли время остановилось со смертью их дочери. Наверное, через эту самую дверь она вышла, чтобы уже не вернуться. Ее больше нет. Нет ничего, кроме ее сердца, бьющегося у меня в груди.

И я не знала, как они отреагируют на меня. Огорчатся ли моему появлению или обрадуются?

– Здравствуйте. – Дверь распахнулась. Мне даже не пришлось поднимать руку, чтобы постучать или позвонить. На пороге стоял седой мужчина, из-за его спины выглядывала невысокая темноволосая женщина. – Вы, наверное, Эмили?

Я коротко кивнула и переступила порог.

Не нужно было траурных одеяний, чтобы заметить скорбь на их лицах: она уже стала их повседневной одеждой. То, что не скроешь за улыбкой, потому что глаза останутся такими же безжизненно-серыми и тусклыми, то, что не спрятать за годами обычной жизни. Скорбь утраты. Она навсегда остается отпечатком боли во взгляде тех, кто потерял самых близких людей.

– Здравствуйте, – выдавила я и отважилась поднять на них глаза.

Сердце сжалось, затрепетало, подпрыгнуло в груди. Стоило только взглянуть на мать, терзавшую побелевшими пальцами воротник блузки и смотревшую на меня, как на инопланетянку.

– Меня зовут Эмили Уилсон.

Наступила тишина.

Мы, все трое, замерли у входной двери, не зная, что говорить или делать.

Я чувствовала укор совести. Мой приход ничего не изменит в их жизни. Все, что у них осталось – вещи, к которым можно прикасаться точно так же, как некогда прикасалась к ним теперь уже умершая дочь. Одежда, которая еще хранила ее запах, которую можно прижать к себе и представить, что обнимаешь ту, которой больше нет. Пленки, фотографии, дипломы – то, что навсегда останется лишь воспоминанием.

Мне было невыносимо стыдно за то, что сердце, которое бьется во мне, никогда не сможет заменить им живого человека, которого они потеряли.

– Бенджамин Келли, – протянул руку мужчина. Его голос хрипел от волнения. – А это – моя жена, Рут.

– Очень приятно, – сглотнув, я опустила голову в знак приветствия.

Женщина продолжала смотреть на меня, приоткрыв рот.

Что-то мелькнуло слева. Я сначала не поняла, что там такое, но потом услышала стук когтей по полу. Черно-белый бобтейл, старый и давно нуждавшийся в стрижке. Пес застыл, уставившись на меня с непониманием. Во взгляде не было агрессии, скорее – недоумение. Он сделал шаг, еще один, склонил голову набок и остановился.

– Его зовут Санни, не бойтесь, – произнес мужчина.

– Хорошо, – ответила я, инстинктивно вцепившись в сумку.

И в ту же секунду собака, возможно, отреагировав на мой голос, робко завиляла хвостом. В поведении пса ощущалась растерянность.

Санни направился к нам на полусогнутых, продолжая вилять хвостом и, похоже, не веря собственным глазам. Он будто узнал меня. Хотя это было абсолютно невозможно. Он приближался осторожным, стелющимся шагом, медленно.

Виляя уже почти всем туловищем и скуля, бедняга подобрался ко мне почти вплотную.

– Господи, Бен… – прошептала женщина.

И я не смогла удержаться. Наклонилась и протянула к собаке руки. Мгновение, и Санни бросился в мои объятия, принявшись лизать и крутиться, как заведенный волчок.

– Он испортит вам одежду, – виновато заметил хозяин дома.