- Потому что ты кажешься в последнее время… не таким, как всегда. И я не думаю, что дело только в Ифане. С ним было сложно, ты знаешь это лучше меня, сам ведь писал мне об этом и говорил, когда мы созванивались. Сейчас вроде бы лучше - внутри группы. Если искать плюсы, конечно. Тогда почему? Что тебя ещё беспокоит?
Хань свёл все объяснения к поцелую, чтобы не отвечать. Он по-прежнему верил Чонину больше, чем кому-нибудь ещё. И верил в них двоих больше, чем в результаты анализов и прочие несущественные вещи. Верил настолько сильно, что продолжал улыбаться, когда Чонин губами ласкал его шею, а пальцами щекотал внутреннюю поверхность бедра, злонамеренно задевая отзывчивую плоть между ног.
Чонину вообще нравилось соблазнять его везде и всегда, затягивать в собственный мир и заставлять забывать о мире реальном. Хотя вот танцевать Чонин больше всего любил один. И любил, чтобы Хань смотрел на это. Разумеется, речь шла не о выступлениях.
- А если вместе? - спросил как-то Хань, налюбовавшись на импровизацию Чонина и обжигающее пламя Кая.
- Плохая идея.
- Почему?
- Ты не сможешь, - после долгой паузы ответил Чонин. Честно и твёрдо, но Хань тогда обиделся, прихватил вещи и вымелся из танцзала, «забыв» попрощаться. Чонин неделю ходил за ним хвостом и пытался помириться. Получилось как всегда: Чонину пришлось улучить момент и оглушить страстью, только тогда Хань сдался и согласился на мирные переговоры.
- Значит, признаёшь, что ошибся?
- Нет. Я правду сказал - ты не сможешь. Это отличается от поставленного танца. Прости.
Возмущение Ханя растаяло в поцелуе.
- Я люблю, когда ты смотришь. Или когда это поставленный танец. Тебе мало? Если хочешь, можем попробовать - убедишься сам.
Хань не захотел. Он помнил, что верит Чонину, а Чонин не стал бы ему лгать.
Чонин - не стал бы, а вот Хань лгал ему точно так же, как всем остальным. Но он не мог иначе.
Не тогда, когда боль всё ещё свежа, а их осталось одиннадцать.
Потом была ссора с Бэкхёном. Противная, глупая, некрасивая и из-за ерунды. Так сбывались худшие прогнозы - раздражительность без особых причин, острая реакция на шум, там и психоэмоциональные стрессы недалеко.
Хань с Бэкхёном помирился в тот же день по собственной инициативе и без чьей-нибудь указки, но чётко осознал, что дальше будет только хуже.
Хуже стало в разгар концерта - нарочно не придумаешь. И когда Чонин принёс ему стул, Ханю хотелось плакать от собственного бессилия и злости на себя же самого. Не потому, что он не мог продолжать наравне со всеми. Не потому, что что-то пошло не так.
Хань злился на себя, потому что причинил боль человеку, который ничем этого не заслужил. Он отчётливо читал во взгляде Чонина горькие слова: «Хён, ты мне солгал».
После концерта не пришлось прятаться, чтобы нанести визит врачу и связаться с тем специалистом, к которому Хань всё это время ходил тайком.
- Мы уже обсуждали с вами это, господин Лу. - Медик хмуро смотрел на него с монитора и недовольно «жевал» губами.
- Достаточно будет сообщить всем, что это тепловой удар.
- Достаточно для чего? Ваша вторая форма неврастении переходит в третью, это ли не повод задуматься? Сейчас у вас будут трудности с дыханием, сердцебиения, слабость уже налицо, как и раздражительность. Вы хорошо спите?
Хань промолчал, потому что спал он плохо. Почти не спал вовсе, если уж на то пошло.
- Посмотрите на результаты, вы же сами видели, в каком состоянии сосуды. Вскоре у вас будут появляться отёки. Возможно, на лице. Как вы их будете прятать и объяснять? Тоже спишете на тепловой удар? Господин Лу, судя по вашим анализам предыдущим и последним… - Врач помолчал, поджав губы, потом продолжил немного тише: - Вы понимаете, что соматоформная вегетативная дисфункция сердца и сердечно-сосудистой системы может быть предстадией эссенциальной гипотензии или гипертонической болезни, угрожающей жизни и здоровью при гипертонических кризах в результате развития сердечной недостаточности?
- Я ни черта не понимаю, - честно ответил Хань, устало прикрыв глаза и откинувшись на спинку стула. - Можно человеческим языком?
- Вы не можете продолжать. Не в таком темпе. Просто не можете.
- Другие могут, значит, могу и я.
- Нет, не можете. Мы все разные и даже ломаемся по-разному. Я говорил с вашей матерью, и она сказала, что у вас некоторое время наблюдалось такое явление, как инэмури*, но сейчас вы даже так отдыхать не можете. Вы истощены, господин Лу. Если ничего не предпринимать, станет только хуже. В итоге всё это скажется на сердце и, возможно, почках. Риск есть.
- И что вы можете предложить? - Хань закинул ногу на ногу и вздохнул.
- Отдых. Полноценный. Вам нужно хотя бы две недели провести в полном покое. И срочно сменить график. Либо вы продолжите свою деятельность, но как все нормальные люди, либо полностью восстановитесь и попробуете ещё раз.
- Мне это не подходит, - покачал головой Хань.
«Если ты сошёл со сцены, ты, скорее всего, уже не сможешь на неё вернуться».
- А что вам подходит? Тот же убийственный график? Вы не кореец, господин Лу.