Сердце в заложниках

– Поздравляю. – Мне впервые за долгое время тяжело вернуть улыбку, тяжело отвоевать ее у тяжелых размышлений.

Хочется самого себя огреть за такой банальный и холодный ответ. Конечно, Делайла замечает, что я сегодня сам не свой, но лисичка слишком умна – не начинает досаждать расспросами, а лишь кладет руку поверх моей и немного сжимает. Она болтает о том, как прошел день, и ее тихий голос выбивает из головы все те проклятые мысли, от которых я все никак не мог избавиться.

Твою мать. Я обречен.

Пока мы едем по переполненным дождливым улицам города, наш разговор сходит на нет. Тишина эта ощущается уютной, комфортной и необходимой. В салоне Stinger играет тихая музыка, но вскоре я выключаю и ее. Делайла сидит, повернув голову к окну. Свет от витрины какого-то магазина играет в ее винных волосах, и я, как завороженный, снова не могу отвести от этого зрелища взгляд, пока мы намертво стоим в пробке. Впервые я так рад задержаться в пути.

Раздается вибрация телефона. Я выпрямляюсь и делаю вид, что все это время лишь смотрел на дорогу через лобовое стекло, будто в этом был какой-то смысл. Делайла поднимает свой телефон вверх экраном и немного мрачнеет. Нетрудно догадаться, что ей пишет Карл. И судя по тому, как глаза Делайлы скользят по строчкам несколько секунд, послание там немаленькое.

– Чего хочет? – спрашиваю я, потирая подбородок. Опираюсь локтем о дверь, подпираю голову и зачесываю волосы назад в немного нервозном жесте.

– Типа извиняется. – Делайла невесело усмехается и кладет телефон экраном вниз, даже не разблокировав его. – Признает, что был неправ, хотя я думаю, что он до конца не понимает, в чем именно. – Она тяжело вздыхает. – Написал, что я могу приехать к нему, когда захочу.

Лицо Делайлы омрачается, наверняка ее охватывают противоречивые эмоции и мысли. Прекрасно понимаю. Трудно сохранять хладнокровие по отношению к родному человеку, когда он упрямо, на протяжении всех дней разлуки пытается что-то исправить в ваших загубленных отношениях. Даже когда ты твердо решил не отступать назад.

В конце концов, Карл Мерфи не был чудовищным опекуном-тираном. Мне он все больше не нравится, но он все-таки ее родной дядя, человек, давший этой девушке безумно много. Пусть и упустив самое важное. Я понимаю смятение Делайлы. В такие моменты начинаешь сомневаться, а не ты ли то самое чудовище, которое все испортило.

Откровенно говоря, нужно быть больным на голову, чтобы ненавидеть Мерфи за пробелы в знаниях о воспитании молодых племянниц. Он взял на себя родительские обязанности, хотя не обязан был этого делать, подобное достойно уважения.

Правда, ненавидеть его можно за кое-что другое. И вот это уже никак не оправдаешь.

– Я была уверена, что после своего побега от Карла буду для тебя бесполезна, – усмехается вдруг Делайла. – Думала, что ты именно поэтому не искал встречи. Не станешь возиться со мной, когда в этом нет никакого смысла.

– Какой еще бред ты себе придумывала? – меланхолично любопытствую я.

Делайла улыбается, и салон Stinger снова погружается в тишину. Мы продвигаемся по пробке крохотными передвижениями, что навеивает даже сонливость. Однако от следующих слов Делайлы любой сон срывает с меня, как порывом урагана:

– Зачем тебе вообще нужна была помощь Карла Мерфи?

Чувство вины впивается иглами в мою грудную клетку. Я вздыхаю, пользуясь моментом, что на ближайшем повороте нам нужно свернуть, и делаю вид, что полностью поглощен этим маневром. Хотя на самом деле я чувствую себя загнанным в угол с пистолетом у виска.

Энджи права. На обмане никакие отношения не строятся, даже приятельские, не говоря уже о тех, на которые я посмел рассчитывать. Уже давно следовало поговорить с Делайлой, попытаться рассказать правду… но, черт, насколько же это тяжело. Я оказался не готов к страху, поглощающему меня до самых костей. Страху, что сейчас от каждой моей фразы между нами может все катастрофически измениться. Господи, я не представлял, насколько это ужасно.

Я должен рассказать хоть что-то. Господи.

– PJB… – начинаю, кашлянув. – Я уже говорил, что они ведут расследование по одному давнему, важному делу. И у них есть все основания полагать, что оно связано с международной работорговлей – с огромной, закостенелой сетью преступных каналов.

На лице Делайлы шок сменяется отражением подавляемого ужаса. Ее знобит, и мне тут же хочется снять с себя куртку, чтобы укутать ее.

– И при чем тут Карл?

Давай, Паркер, действуй. Сейчас самое время.

Но я просто не могу.

– Карл Мерфи рискует стать козлом отпущения и еще одной жертвой в этом деле. А еще благодаря ему можно выйти на людей, которые стоят во главе всего этого.

Я почти не вру, но от того, что так и не говорю самого важного, на душе пакостно настолько, будто туда насрали кошки.

– Почему этим занимается PJB, а не полиция или FBI[10]? – нахмурившись, задает Делайла новый вопрос.

Я чувствую, как она внимательно смотрит на меня.