Сердце в заложниках

Он даже шага ко мне сделать не успевает. Машина с мерзким скрежетом медленно сползает вниз еще сильнее. Это занимает всего несколько секунд, но ощущается, словно в замедленной съемке. Я действую так быстро, что не замечаю даже боль от ушибов и ссадин. Выворачиваюсь, как уж на сковородке, умудряюсь освободиться от плена ремня и изо всех сил порываюсь на заднее сиденье. Оттуда рывком подаюсь к двери, к маячащей впереди кромке асфальта, которая почему-то уже находится на уровне моей груди.

Я выпрыгиваю из падающей машины и цепляюсь за край хайвея. Толщина дороги сравнима с моим собственным ростом, я цепляюсь за выступающие места разбитого бетона и умудряюсь даже нащупать коленом вылезающую металлическую арматуру.

Я слышу крик Делайлы, полный ужаса. Внизу раздается грохот упавшего Nissan, а я только и делаю, что хватаю ртом воздух, пытаясь держаться изо всех сил. Пальцы скользят по краю асфальта. Мое запястье обхватывают окровавленные руки Хартмана.

Удача довольно часто была на моей стороне все эти годы. Может, ее лимит исчерпан, и пришла пора платить по счетам. В момент, когда моя рука выскальзывает из скользких, окровавленных рук Хартмана, я глупо думаю лишь о том, сколько раз успел пообещать Делайле, что все будет хорошо. Самое забавное, что мне все еще хочется выкрикнуть ей это, убедить их обоих и самого себя. Убедить саму судьбу.

Хартман что-то кричит. Я вижу его лицо, перекошенное настолько яркими эмоциями, что в нем с трудом узнается флегматичный, вечно суровый Стилл. Рядом с ним мелькают огненно-винные волосы, и последнее, что я вижу – это руки Делайлы, пытающиеся схватить мои.

А потом я срываюсь вниз. И странно, но в моем сердце нет страха. Только давящее, всепоглощающее чувство вины.

Глава 23: Каково это

Делайла

Мое сердце сжимается в одну болезненную точку. Я не могу толком вдохнуть, будто легкие сковало цепями. Моральная боль и ужас отзываются вполне реальной физической болью во всем моем теле.

Я даже не запоминаю, как мы с Хартманом спускаемся с хайвея пешком и добираемся до места, куда упал Оуэн. Первым, что замечаю, становится покореженный Nissan – от машины остается изуродованное нечто, в котором довольно трудно узнать автомобиль. Во мне все еще живет отчаянная, болезненная надежда, что Оуэн жив. Он же мог упасть удачно… он же мог выжить…

Но когда я вижу человеческий силуэт, нанизанный на короткий вертикальный металлический прут, меня выворачивает наизнанку. И фигурально, и буквально. Я кричу, срывая голос, едва желудок опустошается. Даже не слышу, что говорит Хартман, мозг просто отказывается переваривать информацию.

Это слишком…

Это все слишком.

Так не должно быть… не должно.

Я не могу потерять и его!

Господи, пожалуйста, хватит…

В рыданиях я опускаюсь на землю рядом с Оуэном, слепо и судорожно касаюсь его лица, закрытых век, окровавленных губ. Ищу в его бледном лице хоть какие-то признаки жизни, потому что иначе… просто не могу.

Я отказываюсь мириться с тем, что Оуэн погиб.

Хартман разрывает остатки толстовки на теле Оуэна и каменеет. Старый металлический прут торчит из его живота дюймов на семь.

Господи, почему так много крови…

– Хватит выть!

От окрика Хартмана я зажимаю рот ладонью, но рыдания мне никак не заглушить. Меня колотит со страшной силой, мысли путаются в голове, ужас и отрицание захлестывают сознание.

Я не могу больше смотреть. Отворачиваюсь, упираюсь коленями в землю и опускаюсь к ней головой, сжимаясь в комок и сдавленно крича сквозь прижатую ко рту ладонь.

– Делайла, помоги мне, – доносится до меня голос Хартмана, уже куда более мягкий и сдержанный.

Я заставляю себя приподняться и повернуться к нему. Взгляд застывает на неестественно бледном лице Оуэна, а после перемещается на металлический штырь, торчащий из его живота.

– Не смотри, просто помоги мне сейчас, – командует Хартман, аккуратно просовывая руки под его голову и колени. – Помоги мне его поднять и снять… и не смотри, слышишь? Не смотри.

Мне мучительно не хватает воздуха. Тело колотит так, что едва ли удается управлять им. Огромным усилием воли я заставляю себя подняться, подойти ближе и снова коснуться Оуэна.

С моей помощью Хартман одним точным движением поднимает его. Мерзкий звук заставляет меня снова захлебнуться рыданием. Однако постепенно меня одолевает спасительное опустошение, выжигающее все внутри.

Осторожно опустив Оуэна на землю, Хартман быстро отрывает огромный кусок от его толстовки и крепко перевязывает сквозную рану, задерживая кровотечение.

Нам нужно подняться обратно к хайвею, чтобы поймать машину или вызвать помощь. Пока Хартман тащит его на себе, Оуэн вдруг издает мучительный стон и почти сразу же снова отключается. Я мгновенно оказываюсь рядом, хотя докричаться до Оуэна так и не могу. Однако это вселяет в меня хрупкую, болезненную надежду – если он до сих пор жив, может, все еще как-нибудь обойдется?.. Не может же в моей жизни продолжиться эта мучительная череда потерь самых близких мне людей?..

За что все это?