Сердце вне игры

— Как будто тебе не плевать на то, как это влияет или не влияет на меня, — огрызаюсь я.

— После всего этого с твоей карьерой все будет в порядке, — обещает он, как будто это то, о чем я беспокоюсь. — Это то, что я пытаюсь сказать. В твоей работе плохая репутация — это почти преимущество, а не обязанность, как для Брента. Не волнуйся. Ты не будешь зависеть от этой женщины в финансовом отношении. Мы с твоей матерью договорились с ней. Просто продолжай рассказывать о том, что ты отец, а мы позаботимся обо всем остальном.

Я сжимаю телефон сильнее, костяшки пальцев болят от напряжения. Я ненавижу отца за то, что он сделал это, за то, что заставил перенять эти обвинения только для того, чтобы защитить своего золотого мальчика, Брента.

Но все карты по-прежнему у него в руках, и он это знает, поэтому мне придется действовать осторожно, как бы трудно это ни было.

— Тебе лучше выполнить свою часть сделки, — говорю я ему резким голосом.

— Я выполню, — он делает паузу, затем добавляет: — И спасибо тебе, Ноа. Ты поступил правильно по отношению к своей семье…

— Пошел ты, папа.

Я перебил его, отдернув телефон от уха и завершив разговор. Отбросив телефон, я опускаюсь на диван и упираюсь локтями в колени, плечи опускаются, а голова свешивается. Моя грудь настолько напряжена, что каждый удар сердца причиняет боль, и мне трудно дышать.

Мне никогда не хотелось говорить с отцом, поэтому, когда понял, что ответил на его звонок вчера вечером, не проверив, кто это, я сразу же пожалел об этом.

Я до сих пор жалею об этом.

Потому что этот единственный телефонный звонок разрушил всю мою жизнь.

Глава 46

Марго

Хизер должно быть сказала что-то нашим родителям после того, как я рассказала ей, что произошло, потому что в ночь после моего расставания с Ноа они звонят и спрашивают, не хочу ли я приехать в Боулдер и провести некоторое время дома.

Сначала я говорю им, что все в порядке, что просто нужно побыть одной, но чем дольше сижу в квартире, рассматривая все то, что Ноа прислал, пока я болела, и вспоминая последний разговор, который у нас был далее возле его здания снова и снова, тем больше понимаю, что на самом деле мне сейчас не следует оставаться одной.

Поэтому завожу машину и направляюсь к ним, а вскоре после прибытия засыпаю в своей старой спальне, в которой уже нет тренажеров.

К счастью, я сплю как убитая, а когда просыпаюсь утром, большинство симптомов простуды исчезли.

Единственная проблема в том, что на смену им пришли симптомы сердечной боли, о которых я до сих пор не знала, и они намного хуже. У меня горят глаза от плача, а кожа на щеках сухая и красная. Похоже, будто я жарилась на солнце, хотя на самом деле пряталась под одеялом, где солнечный свет никак не мог до меня добраться, более двенадцати часов. Вдобавок ко всему, моя голова словно раскололась, а в висках стучит головная боль.

Как бы ни старалась, мне не удается выбросить из головы образ Ноа с другой женщиной, и я думаю, что это действительно начинает перенастраивать мозг.

Я настолько запуталась, что, когда дверь в спальню моего детства открывается днем, открываю глаза и почему-то ожидаю увидеть Ноа, входящего в комнату. Но это не он. Это моя сестра, за ней следует Эйприл. Мне принесли жареный сэндвич с сыром, и, хотя я не так уж и голодна, должна признаться, пахнет он довольно приятно.

Хизер ставит тарелку на прикроватный столик, затем садится на край кровати.

— Привет, соня. Мама сказала, что ты весь день лежала в постели.

Я киваю.

— Я просто очень устала.

Она сочувственно улыбается, и я чувствую, как по мне ползет вес четырехлетнего ребенка, когда Эйприл забирается на кровать и сворачивается калачиком в моих руках. Я вдыхаю запах ее волос и целую в макушку.

— Привет, обезьянка, — шепчу я.

— Привет, тетя Марго. Мама говорит, что ты заболела.

— Да, дорогая, я немного приболела. Но не волнуйся обо мне, со мной все будет в порядке.

Говоря это, я смотрю на Хизер, которая от беспокойства кусает губу. Она может сказать, что я в плохой форме, и, хотя ребенку легко сделать смелое лицо, гораздо труднее убедить взрослого, что все в порядке. Особенно, когда этот взрослый человек — тот, с кем вы выросли, и который, возможно, знает вас лучше, чем кто-либо другой на планете.

— Ты собираешься съесть свой жареный сырный сэндвич? — спрашивает Эйприл. — Я помогла маме сделать его для тебя.

— Что ж, в таком случае мне придется попробовать.

Я немного приподнимаюсь на кровати, и Эйприл передвигается так, что ее голова лежит у меня на коленях. Я хватаю тарелку и откусываю небольшой кусочек, и от этого липкого, сырного вкуса мне становится немного лучше.

— Так как у тебя дела? — бормочет Хизер, задавая вопрос так, будто на самом деле она не хочет слышать на него ответ.