Жермон подкрутил усы, сгреб со стульев и стола непонятно как заползшие туда вещи и бросил на койку. Обычно генерал порядком не злоупотреблял, но взгляды Ойге-на оставляли стойкое ощущение выволочки, а теперь добавился Придд. Дожидаться, когда они в четыре глаза уставятся на какую-нибудь миску или рубаху, Ариго не собирался. Велев ординарцу прибраться, генерал, прихрамывая, вышел на улицу и понял, что опять сыграл на опережение. Задержись он на три минуты, и Ойген получил бы повод напомнить о том, что выздоравливающему не следует засиживаться с подчиненными за полночь, но следует проветривать спальню.
- Ты собрался на прогулку, - сделал вывод бергер, - и
это очень кстати, потому что я хочу тебе представить твою новую лошадь. Она находится в расположении моего корпуса. Ты должен ее осмотреть и принять, после чего нас ждет обед. Я слишком злоупотреблял твоим гостеприимством, кроме того, ваш повар не очень хорошо готовит говядину.- Я как-то этого не заметил, - отмахнулся Жермон, - но тебе виднее.
- Ты вообще редко думаешь о себе. Это ошибка многих делающих дело людей, которая в конечном счете сказывается и на самбм деле. Лизоб утверждает, что садиться в седло тебе рано, но до моей квартиры ты дойдешь без вреда для себя.
- Разумеется, дойду. - Ойген просто так не говорит ничего. Сказал, что позаботится о лошади, и вот вам лошадь. - Тем более чтобы познакомиться с результатами твоих стараний. Я привык к торской породе.
- Торская порода хороша в Торке, а эта кампания будет протекать на равнине. Я остановился на полумориске шести лет от Мародера известного тебе Хорста и трофейной зильберской кобылы. Надеюсь, ты не питаешь предубеждений против гнедой масти…
Предубеждения Жермон питал разве что против буланой, и то потому, что в юности предпочитал эту масть прочим. Еще одна глупость. Думаешь, что воюешь с прошлым, а оно все еще настоящее, а когда становится прошлым, война заканчивается. Незаметно и навсегда.
- Ты еще не узнал, за что меня выставили из дому?
- Нет, и это мне очень многое портит. Я вижу три причины, по которым могли убить Юстиниана Придда, но я не нашел ни одной, по которой твой отец мог лишить тебя наследства. Он мог бы изгнать Ги и Иорама, если бы знал, что из них получится, но не тебя.
- Ги не было и шестнадцати, а Иораму… Леворукий, я забыл, когда он родился!
- Не думаю, что тебе нужно это вспоминать. Твои братья могли успеть стать мерзавцами, но им в их годы не хватило бы умения обмануть зрелого человека. Значит, это сделал кто-то другой. Твой отец приходил в ярость, получая письма из Олларии. Возможно, причина кроется в них, но если в письмах содержались порочащие тебя сведения, их должны были проверить. Гвардией командовал генерал Понси, его никто ни о чем не спрашивал, и он, невзирая на скандал, дал о тебе блестящий отзыв.
- Даже так? - Длинный придирчивый генерал, который не понимал шуток и впадал в ярость из-за малейшей ерунды, Понси никому не давал блестящих отзывов. Так, по крайней мере, считалось.
- Понси написал твоему отцу, требуя объяснений. Он не получил ответа и собирался при первой возможности отправиться в Ариго отстаивать твою честь и честь гвардейского мундира. Предлагаю продолжить наш разговор за обедом. Смотри. Вот тот, с белым чулком на правой задней.
Смотреть лошади зубы и ноги после того, как ее одобрил Райнштайнер, было даже не невежливо - глупо. Жермон просто взял у конюха морковку и протянул стройному гнедому жеребцу с такими густыми и длинными гривой и хвостом, что в их обладателе впору было заподозрить ли-нарца. Конь угощение принял. Он казался спокойным и смышленым, а с учетом того, кто его выбирал, таковым и являлся. То, что нужно генералу с простреленным бедром, собирающемуся завтра же проверить свой корпус.
- Как его зовут? - Жермон предложил гнедому вторую морковку и понял, что хочет в седло. Прямо сейчас.
- Его зовут Барон. - Райнштайнер довольно улыбнулся. - Я не буду против, если ты иногда станешь называть его Ойгеном, но постарайся не пить с ним на брудершафт. Это несомненно было шуткой, и Жермон засмеялся.
2
Лошади могут многое, в том числе и гасить дурные предчувствия. После знакомства с Бароном даже начавшаяся кампания стала выглядеть привлекательней. Жермон еще разок растрепал черную гриву, подтвердил, что коня надо доставить именно в дом меховщика на Крайней улице, и с удовольствием огляделся.
Бергерский лагерь являл собой кусочек Торки, отчего настроение стало еще лучше. Никаких домов, только поставленные в раз и навсегда заведенном порядке вокруг флагштока палатки. Бирюзовые мундиры, золотой крутобокий кораблик в солнечном небе, знакомая громкая речь.
- Тот, кто отобрал у меня имя и отца, подарил мне Торку, - вдруг признался Жермон. - Это больше, чем я потерял. Теперь я это вижу.
- В таком случае тебе нужна жена с толстыми светлыми косами и много родственников. - Райнштайнер все еще был склонен шутить. - Я очень сожалею, что у меня нет сестры подходящего возраста, но после войны я обо всем позабочусь.