Взмах вытканных крыл знаменовал очередную процессию с подносами. Арно украдкой принюхался: чем-то напоминающим шадди действительно пахло. Долговязый дрикс в фартуке с монограммой водрузил перед виконтом сверкающий подносик с чашечкой, сахарничкой, лебедем-сливочником и еще чем-то, похожим на пивную кружку с крышкой и еле заметным носиком. Как открывается это чудо, виконт не представлял — «быкодеры» полупленника-полугостя шадди не поили, а пива он не пил сам. Рассеянно повернув сливочник, Арно покосился на Бруно; тот нажал на самый верх ручки, и крышка, по-синичьи тенькнув, отошла. Запах шадди стал сильнее, мама наверняка бы сказала, что в нем ощущаются нотки шерсти и веника. Виконт подавил улыбку, по наитию вдавил пальцем что-то вроде бутона и угадал — кружка немедленно сдалась.
— На юге считают, что север готовить морисский орех не способен, — пошел в безнадежную атаку фок Вирстен.
— Я приложу все усилия, чтобы опровергнуть это мнение, — заверил Валентин. — Непривычный сорт, но я не знаток. Виконт Сэ, может быть, вы скажете больше?
— Увы, — а вот не скажет он, не скажет, и все! — Моя мать, полагаю, определила бы все имеющиеся в напитке ноты, но я Рафиано лишь наполовину.
— Сейчас вам лучше быть Савиньяком, — скрипнул Бруно, оскверняя сливками и так не лучший шадди. — Герцог Придд, я убежденный сторонник соблюдения традиций, в том числе и дипломатических, однако война склоняет к простоте. Сложившаяся ситуация подразумевает немедленные переговоры в очень узком кругу.
Когда мне доложили о подходе талигойского корпуса, я заканчивал письмо маршалу Лэкдеми. Ваше появление я склонен рассматривать как оказию, исключающую нежелательные вопросы. Для доставки письма достало б вашей доброй воли, но мне требуется немедленный ответ, поэтому с вами отправится адъютант графа фок Вирстен с должным конвоем. Я бы предпочел, чтобы его присутствие в вашем корпусе не разглашалось.
— Не сомневаюсь, что маршал Лэкдеми пойдет вам навстречу.
— Благодарю. — Бруно очередной раз приподнял колокольчик и велел вбежавшему ординарцу: — Пригласите капитана фок Друма.
Гусь щелкнул каблуками и исчез под тяжело колыхнувшимся лебединым крылом. Обычно виконт Сэ мародерских позывов не испытывал, но содрать бархатную прелесть, сунуть в мешок и презентовать Лионелю к Излому было бы восхитительно.
Что заметили, если заметили, те, кто смотрел в стол, алтарь, ару, Рокэ не написал, возможно, что и ничего; с Аконой, спасибо Придду, ясности было больше. Гоганни выскользнула из дома до того, как «подобный Флоху» шагнул в закатное никуда, и ее тревога полностью объяснялась услышанным разговором. Валентин, Арно и Райнштайнер с Ариго усиленно готовились к маршу и никаких странных ощущений и желаний не испытывали. Пока не уснули. То, что им притащили ошалевшие сплюшцы, можно было трактовать по-всякому, единственным островком в море разночтений была конская нога в яблоках. Грато из сна Арно сбросил Эмиля, когда тот либо проснулся, либо исчез в картине, хотя одно вполне могло быть изнанкой другого. Изнанкой!
Догадка ничем не подкреплялась, но создатель масок мог идти сходным путем. Лионель вытащил реликвию и поочередно вгляделся в черноту и серебряный блеск. Гальтарский лик скрытничал, и Савиньяк без малейшего усилия ощутил себя виконтом Валме, жаждущим выкинуть Рожу в Данар или хотя бы сунуть в сундук поглубже. Не красящий его порыв Проэмперадор сдержал, приняв к сведению, что жизнь со смертью могут в известном смысле оказаться изнанкой друг друга, и прошелся тремя дорогами еще раз.
Время Лионель обычно чувствовал неплохо, но осознание того, что больше он не первый, голову закружило изрядно. Алва вернулся, и Савиньяку больше не нужно выбирать между двумя пожарами! От такого счастья он мог стоять столбом и пять минут, и десять, и двадцать, прежде чем попытался обратить на себя внимание. Тогда Валме его и заметил. Никто никого не понял, и все же лаикская эскапада имела несколько иную природу, чем олларийская и надорские похождения Давенпорта, где «хозяева» гостя видеть не могли.
Одинокая прогулка среди картин, как ни крути, продолжалась часа три, потом он сперва вытащил к себе Эмиля, а затем спровадил назад. Малыш Арно, если Придд записал верно, лег в начале второго, тут же уснул и увидел Эмиля на Грато. Мориск сбросил всадника, загорелся и помчался к какому-то городу… Уж не к тому ли, на который смотрел старинный незнакомец, сменивший на многострадальном портрете Савиньяков? В любом случае от братоубийства до шага в огонь прошло не более получаса. В Аконе малыш, проснувшись, какое-то время боролся с желанием зажечь свет, одевался, говорил с посланцем Придда, перебегал двор, объяснялся уже с самим Валентином. Кровопусканьем друзья занялись, когда наспех глотнувший хайнриховой можжевеловой Лионель пытался вновь погнать визжащую от ужаса память чудовищной галереей.