Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть третья

— Фрида! — ликующий вопль напомнил сразу о триумфальных маршах маэстро Алессандри и агмштадской глупости самого Ли. — Фрида! Где тебя носит, язва конопатая!

Выбежавшая служанка действительно была конопатой — вопреки зиме и далеко не юному возрасту; впрочем, она была бы недурна, не лиловей под глазом здоровенный синяк.

— Вина! — неистовствовал Скоромник. — Пива! Красный бочонок! Целый!!! Всем, кто выловил эту вошь! А ведь я докладывал… Я сообщал, я целых шесть лет…

Скромный кэналлиец всегда может увязаться за служанкой, Лионель и увязался — проверить мелькнувшую догадку можно было, не покидая двора, но Проэмперадору захотелось взглянуть на дом. Повелитель бочек жил хорошо, а обилие герани, вазочек и вышитых подушечек выдавало душу если не сентиментальную, то женатую и подчиненную вкусам супруги. Которой самое время было бы появиться.

— А хозяйка-то где? — полюбопытствовал Ли, став кем-то вроде Мишеля. — В отъезде или приболела?

— Ох, — Фрида и не думала скрытничать, — пластом второй день лежит!

— Упала? — «Мишель» с намеком и сочувствием уставился на подбитый глаз, — или муженек… приголубил?

— Он! — эта Фрида взгляды понимала правильно. — Ручища-то как лопата.

— Вот же скот! — развил наступление маршал. — Видать, правду этот, как его, говорит…

— Да не водилось за ним такого! — подтвердила возникшие подозрения служанка. — Не то б они с Постником давно друг друга порешили, а так бумажки писали да чинуш обхаживали.

— Неужели?

— Чего мне врать? — буркнула язва, обтирая мятым полотенцем красный в золотых цветах бочонок. — А нас с хозяйкой святой Конрад покарал, не иначе. Первым-то сосед лапы распустил. Трепло Бови, аптекарь который, шепнул, что от Постничихи за настойкой от синяков прибегали, мы и посмеялись. Дескать, пилила столярша своего столяра, пилила и допилилась. Кто же знал…

— Никто, — подтвердил Савиньяк, водружая на плечо расписное диво. Создатель золотых розанов талантом не уступал создателю розовых лебедей, но темперамент у него был другой, как и покупатели. Лебединые рамочки влекли алчущих нежности, цветастые бочки предполагали буйство страстей, но Скоромник смирно сидел средь гераней, а не менее терпеливого Постника пилила супруга. Два тихих врага годами уповали на кляузы и взятки. Они бы и дальше писали доносы и боялись жен, но кто-то расплескал колодцы, и тихони осмелели.

— Может, перепили с кем? — продолжил светскую беседу «Мишель», — встретили там кого, ну и…

Конопатая Фрида, хоть и побитая и изруганная, осталась справедливой и объяснила, что хозяин на стороне не пил, зато выяснилось, что на прошлой неделе враги очередной раз сошлись в суде. В страшной сказке Скоромник Постника бы укусил, в страшной жизни бондарю хватило пары часов в одной комнате с наглотавшимся скверны столяром.

— Осторожнее тут, — предупредила спутница, — дверь не про вас, низковата.

Савиньяк по-адуански хохотнул и галантно пропустил даму вперед, дама умело подобрала юбки, явив миру недурные щиколотки. Подбитый глаз жизни не помеха, ей ничто не помеха, кроме смерти.

На дворе прибавилось подмастерьев и драгун, среди которых мялась пара судейских и блестел счастливыми глазками живчик средних лет, его Ли тут же записал в аптекари. Вальдес вполуха слушал похожего на Гогенлоэ старика с цепью выборного, Постник так и сидел у стены, а у ног отдувающегося Скоромника появилась корзина — похоже, в винный погреб бондарь лазил лично.

— Зелены оба, — доложил по-кэналлийски Лионель, ставя ношу наземь. — Попробуй поджечь.

— Сейчас мы выпьем, — подскочивший Скоромник затряс пыльной бутылкой, — мы будем пить, и доблестные солдаты будут пить, а преступник будет дрыгаться в петле. Это отличное вино и отличный день, лучший день в моей жизни…

— Вино не трясут, — Вальдес ослепительно улыбнулся, — но последний день многим кажется лучшим. Развяжите столяра, он меня убедил.

— Как?!

— Так не покушаются, а за дурные шутки я не вешаю. Особенно если в них не все шутка!

— Монсеньор, — столяр молитвенно сложил развязанные руки. — Монсеньор… Умоляю во имя блага Талига… Скоромник, то есть мастер Пессон, — изменник. Он в сговоре!

— Не сейчас, — благожелательность Ротгера сделала бы честь мышкующему коту, — переоденьтесь, отдохните и, если судьбе будет угодно, вечерком приходите. Вы мне напомнили старого знакомого, я его никогда не забуду и уже никогда не увижу.

— Я… О, монсеньор! Я обязательно, обязательно… Монсеньор ценит мореный дуб?

— Ценю, — адмирал подхватил под руку выборного и отошел, оставляя столяра наедине с бондарем и бушующими чувствами. Чувства искали выход и нашли.

— Что, убийца? — окончательно развязанный Постник уже не шелестел, а скрипел, как несмазанная дверь. — Думал винишком купить? И кого? Самого адмирала Вальдеса!

Скоромник не отвечал. Тяжело отдуваясь и багровея, он пепелил врага взглядом, только враг не пепелился, напротив, вид онемевшего недруга пробудил в нем удаль. Окончательно расхрабрившись, столяр атаковал. Тощая фигура, неуклюже замахиваясь, галопом проскочила мимо «сержанта» Савиньяка, и вот она, вожделенная цель!