Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть третья

— Прошу простить мой порыв, — напомнил о себе Ларак, — я остаюсь с вами.

— И это упоительно. — Коко промокнул губы салфеткой с монограммой Арамоны. — К тому же в ваших претензиях есть зерно истины. Горькое зерно. Я бы тоже предпочел, чтобы гальтарские сюжеты были не столь… своеобычны.

Господа, надеюсь, вы понимаете, что я не ханжа и воздаю должное величию былых страстей. Дело в неприятном своеобразии некоторых из наших с вами современников. Конечно, я заведу львиную собаку, я уже договорился с генералом Коннером, это уменьшит, если так можно выразиться, риск матерьяльный, но не возвысит ду́ши моих гостей. Увы, среди них слишком много тех, кого возбуждает не искусство как таковое, а то, от чего некогда отталкивались гении. Те же Арсак и Сервиллий… Среднегальтарский период, восемь изумительных групп, и что же?! Покойный граф Ариго, я бы сказал, заслуженно покойный, трижды меня просил их показать, но разве его занимали пластика и композиция? Отнюдь нет! С другой стороны, графиня Савиньяк, поразительная женщина, могла бы оценить анаксианские шедевры, если б ее не отвращало то, что она считает клеветой, а я — взлетом фантазии, порожденным воображением гения и, видимо, высочайшим заказом. Сервиллий и Арсак вторичны, только разве это объяснишь матери, у которой столь блистательные сыновья, матери, вынужденно принимавшей таких гостей, как Колиньяры? Величие и красота влекли и будут влечь не только творцов, но и людей с разнузданным и при этом убогим и невостребованным воображением. Они упиваются своей распущенностью, а страдает искусство.

— Если искусство ведет себя, как упомянутые господа, оно рано или поздно начнет страдать. — Алва рассматривал на свет уже другое вино. — Порой от штанцлеров, порой — от шпаги.

— Иногда, — добавил Марсель, — еще и от розог. Как Дидерих!

— Это для нижних комнат, — замахал ручками барон, — когда я вновь их открою, там будут подавать форель и говорить под нее о Дидерихе, но мы до подобного не опустимся. Угорь и Иссерциал, а в присутствии дам — Веннен и легкий Лахуза. Восхитительное вино, герцог.

— Да, — согласился Рокэ, — удачный год… Вино при отсутствии дам позволяет коснуться изнанки совершенства. Я представляю, с чего и для чего Иссерциал изувечил Сервиллия, но откуда он взял развлечения Перидета и выходки похитителей Элкимены? Вы можете нас просветить?

— Мой дорогой, — вот теперь в голосе Коко прорезалось страдание, — вы ждете от меня невозможного! Я влюблен в гальтарское искусство, это так, но истинно влюбленный не в состоянии говорить о низменном, даже зная, что оно неотторжимо от предмета чувств.

Мы носим в своем сердце блеск очей, дрожание ресниц, выбившийся из прически локон, нежный смех, но не… иные звуки, издаваемые человеческим телом помимо нашего желания. Что бы вы сказали о поэте, воспевающем отрыжку своей красавицы, о худшем я даже не упоминаю! Если вам нужны уродливые подробности, ищите тех, кто испытывал уродливые чувства. Адепты Чистоты и Истины выискивали и уничтожали творения гальтарского гения и не постыдились оставить поучения. Эти писания омерзительны, но лишь в них вы найдете следы высохшей рвоты, толь…

Под коленку недвусмысленно толкнуло. Виконт понял, что пора ронять ветчину, и ошибся — нет, ветчина отправилась туда, куда следовало, но разделявший с адуанами тяготы ночного караула Котик явился не только и не столько за угощением. Ему требовался хозяин, причем срочно. Марсель неторопливо поднялся и не скрываясь — затянувшееся застолье подразумевает кратковременные отлучки — вышел. За порогом улыбался гениальный волкодав, при виде Марселя вильнувший бывшим помпоном и попятившийся.

— Иду, — заинтригованный Валме двинулся за проводником вниз по лестнице, где обнаружился адуан из числа тех, кто утром поджидал лодку.

— На конюшнях, — коротко объяснил он, протягивая плащ. — Ждут.

Дукс Жан-Поль Салиг восседал на сене и дразнил еще не кота, но уже не котенка. На всякий случай Валме взял пса за ошейник и получил заслуженно недоуменный взгляд — Котик детей не ел.

— Дело не в тебе, — быстро извинился Валме, — юность часто нападает первой. Салиган, так вы вернулись?

— Не вернулся, поскольку не уезжал, — рука в предусмотрительно не снятой перчатке почти подставилась под кошачье «объятие» и тут же издевательски отпрянула. — Вам никогда не приходилось забираться туда, откуда вас выставили, причем поделом? Упоительное чувство! Ощущаешь себя искупившим и при этом победившим. Это как выиграть у невинности вещицу, которую когда-то сперли у тебя самого…

— Не пробовал, — признался Валме, — но буду иметь в виду.

— Имейте. — Дукс ухватил разбушевавшегося полосатика за шкирку и водрузил на одну из низких балок. — Я знаю кэналлийский, но этот унар меня не понимает.

— Зато вас понимают кэналлийцы, — утешил Валме. — Меня тоже, но при этом ржут. Между прочим, вы меня выдернули из-за стола, а Готти — из дозора.