— Искусство тех времен грубо и поверхностно, — барон быстро, но аккуратно сложил салфетку. — Прошу меня простить, я… должен освежить в памяти одну запись, она в моем багаже. Дорогой Рокэ, это касается затронутого вами предмета.
— Вот оно, воспитание, — Салиган проводил Капуль-Гизайля взглядом, — другой бы банально улизнул. А не выпить ли нам? Герцог, в смысле Надорэа, давайте я вас поздравлю!
— Благодарю… Но я никогда не вожделел этого титула, я отказывался, но регент! Он навязал мне то, что принадлежит другому. Я надеюсь, когда мальчик вернется, он получит…
— Мальчик, несомненно, получит, — поддержал дукс. — Если вернется, а если не вернется, то, значит, уже получил. Господа, которые в состоянии встать, а не осквернить ли нам храм? Тот самый, с надгробиями, которые совершенно не привлекают Коко.
— Почему нет? — Алва уже стоял. — Похоже, Марсель прав и мне не хватает дыр. Ро, ты пьян или с нами?
— Я пьян… Но я иду.
— Ну не прелесть ли? — Салиган залпом допил «Кровь» и налил еще. — За тех, кто идет, когда может сидеть. И за тех, кто чешется, когда блохи.
Глава 3
Талиг. Лаик
400-й год К.С. 12-й день Осенних Молний
Ноха походит на Лаик, Багерлее походит на Лаик, Старая Барсина походит на Лаик… Лаик — мерило всему, ведь это юность, которая есть у всех, а у Ро, унара Робера, она была еще и счастливой. Дедовы наставления не помешали Эпинэ сойтись с однокорытниками. Они, тогдашние, ничего не делили, никому не завидовали, не разбирались, кто — «навозник», а кто — эорий, это пришло потом…
— Мне тут было хорошо, — признался Иноходец капитану «фульгатов», — но я ужасно хотел в Торку.
— Куда ж еще? — ничуть не удивился «закатный кот». Это он привез письмо Савиньяка и нашел графиню, а сейчас тащил фонарь, причем делал это залихватски. — Больше не хотите?
— Хочу! — чуть ли не крикнул Эпинэ. — Там все понятно, а я никакой не маршал! В лучшем случае полковник.
— Врешь ты все, — зашедший с другого бока Салиган подхватил Робера под руку. — Те, которые в лучшем случае полковники, держат себя исключительно за маршалов. Первых. Осторожно, тут ступенечка…
— Я помню, — засмеялся Иноходец, который на самом деле помнил и лестницу, и коридоры, и узкие высокие окна. — Сколько лет не вспоминал, а помню! Раймон, я рад, что мы на «ты»!
— Могилки сближают, хотя случается и наоборот. То есть вот-вот случится.
— Что случится?
— Валме собрался изящно помстить, — объяснил Салиган, поправляя встопорщившуюся куртку. — Мне понравилось, хотя обычно я за простоту. Взять тех же ворон, вроде и простенько, но смачно.
Вороньё данариям шло замечательно, но вспоминать об оставшемся за метелью городе было, нет, не больно — не ко времени. Вечер при всей своей странности выдался добрым и слегка безумным, портить его не хотелось. Эпинэ слушал вполуха болтовню не прекращавшего войну со своей одежкой Салигана и не знал, как объяснить неряхе-дуксу, что они теперь больше, чем родня. И дело не в Марианне, не в спасенных беженцах и даже не в выстреле по щербатой нечисти, — просто, когда в Олларию вломился Шар Судеб, Салиган встал рядом. Они вместе уходили из дворца, бросали в водопад золото, хотели жить и готовились умирать… Сколько погибло, но они уцелели и теперь не должны потерять друг друга из-за какой-нибудь ерунды. Со смертью не поспоришь, дела есть дела, но ведь случаются и обиды на пустом месте, ошибки, непонимание и еще что-то непонятное, раздирающее близость. Ты не предаешь, не забываешь, пытаешься быть откровенным, поднимаешь стаканы, а дружба тает, как сахар в кипятке…
Откуда вынырнул черноволосый унар, Робер не заметил, но держать в Лаик мальчишек было несусветной глупостью, пусть данарии и обходят поместье стороной. Разве что парень, когда начались погромы, прибежал сюда в чем был. Слуги его пустили, дали одежду… И все равно хорошим это не кончится!
— Его нужно забрать, — шепнул Эпинэ Ворону, словно бы не замечавшему пристроившегося рядом паренька. — В Аконе он не пропадет.
— Если Рамон отдаст, берите.
— И не подумаю, — огрызнулся Салиган. — Я слишком долго страдал в одиночестве, никто меня не понимал, не встречал и не кусал. Наконец на меня шмякнулось что-то вроде искупления, и тут некоторые готовы меня лишить…
— Раймон, давай потом, — попросил ничего не понимающий Эпинэ. — Унар, ваше имя?
Парнишка обернулся на голос — он был одно лицо с Рокэ! Вот, значит, как…
— Вы похожи, — не выдержал Эпинэ. Шестнадцать лет назад Катари было немногим больше десяти. Шестнадцать лет назад к услугам Алвы был весь мир! — Как его зовут?
Унар за себя ответил сам, однако Робер не разобрал — в левый глаз плеснуло болотной зеленью. Иноходец вздрогнул, но это была всего-навсего свеча в старческой руке — монахи вернулись в родную обитель, им было куда возвращаться.
— Танкредианцы ушли из Нохи, — торопливо объяснил Робер, — ничего не смогли сделать и ушли, потому мы их и не встретили.