Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть третья

— Господин маршал, — лепетал недавний храбрец, — простите! Я забылся… Сам не знаю, как вышло. Это от полнокровия, у меня полнокровие, а я выехал… Господин стратег мне доверяет, я не мог подвести… Я выехал, не поставив пиявок, и вот… Это дурная кровь, я бы никогда не осмелился! Я так предан господину стратегу! Он великий человек… Он победит морисков! Он и вы! Господин маршал, у меня был приступ… Я мог что-то сказать, что-то ужасное! Я не помню, что говорю, это от чрезмерности… Мне нужен лекарь…

— Позовите Пьетро, — поморщился Карло. — Нет, лучше отведите к нему этого… полнокровного.

— Господин маршал, вы меня прощаете? — толстяк торопливо поднял опрокинутый стул и принялся обтирать сиденье ладонями. — Прощаете?! Я болен… Я очень и очень болен. Сам не знаю, откуда взялась эта бол…

— Иди уже, — поморщился Карло. Ставро, пряча глаза, торопливо одергивал полы мундира. Делать в приемной больше было нечего, но маршал отчего-то так и стоял, держась рукой за дверной косяк, а потом раздался полный жути звук. Негромкий, низкий, рокочущий… У служебной дверцы рычала собака. Калган. Обычно приветливый пес вытянулся в струнку, обнажив клыки, и в его горле яростно клокотало.

— Вы… — на вцепившемся в ошейник Пагосе не было лица. — Вы, господин Зервас… были в усадьбе… Это вы увели Горту и Близняшу… Вы знали, где кто… Господин граф не продавал лошадей. Никому!

— Чушь! — вновь окрысился толстяк. — Бред!

Рычанье стало громче. Прежний мохнатый увалень исчез — вместо него скалился завидевший смертельного врага боец. Уже не просто скалился — пес бросился в комнату, рывком втащив за собой бледного, как полотно, хозяина. На лестнице что-то зазвенело, в дверном проеме мелькнул Микис. Любопытный балбес так и не убрался.

— Вон! — если Калган рычал, то Ставро лаял. — Дерьмо!

— Это вы!

— Выжил, да?! Выкормыш сучий!

— Прекратить! — Капрас понимал все меньше. — Бацута!

— Калган помнит… Помнит запахи… вы оставили запах… вы там были… С мародерами…

— Пагос, что ты хочешь сказать? — А ведь Пьетро говорил! Говорил, что в Речной Усадьбе нечисто, но чтобы этот тюфяк?!

— Господин маршал… — Парень обернулся на голос, но пес смотрел лишь на Ставро. Как на волка, крадущегося к загону с жеребятами. — Господин граф не продавал Горту! Ее хотели увести… Не вышло! Тогда… Калган! Калган, да стой же!

Посланец Бааты знал, что говорил! Саймуры не зря славились свирепостью, и зло они, похоже, помнили в самом деле. Пагос из последних сил, упираясь, удерживал рычащего зверя, и выглядел парень ошеломленным — похоже, любимца в таком расположении духа он видел впервые.

— Спокойно, — рявкнул Карло в первую очередь себе. — Пагос, я тебя слушаю.

— Господин маршал, вот этот господин… Он и его люди! Они крадут лошадей…

— Крадут?! Ублюдок, ты у меня сейчас… К своему графу жареному…

Белые глаза на красной роже, выхваченный нож, площадная брань, собачий рык, собственный голос, приказывающий уняться. Куда там! Косой, отпугивающий взмах руки, блеск широкого лезвия, рывок к двери. Выстрел и визгливый рев в ответ:

— Дорогу! Прикончу-у-у!!!

Голова, даром что маршальская, еще не понимает, тело само уворачивается от несущейся туши с клинком. Шпаги нет, зато у камина — кочерга. Схватить ее и обернуться — пара мгновений.

— Караул! Сюда!!! — Йорго с обнаженным палашом в руке загораживает начальство, но беломундирный ком злобы теперь катится назад, в столовую. Отлетает в сторону тяжеленный стул, что-то бьется, что-то просто звенит, а Ставро уже у окна. Багровые лапы сбрасывают фуксии, рвут занавеску, вцепляются в раму, сбоку стремительно вскидывается на дыбы что-то светлое.

— Назад! — Осаженный окриком и вытянувшимся в струну ремнем пес так и замирает на задних лапах. — Назад!

— У-убью-у-у! Пащенок!

Жаба с ножом оборачивается, она больше не хочет бежать, ей нужна кровь, кровь Пагоса. Это понимает маршал, это понимает Калган. Рычанье, новый рывок. Сейчас достанет, и отлично!

— Калган! Наза-а…

Бело-желто-красная туша, хрипя и суматошно дергаясь, сползает по простенку, сероватая обивка расцветает здоровенными красными пятнами, кагеты так рисуют пионы… Калган словно бы всхохатывает, смех переходит в скулеж и обрывается. Ставро, без сомнения, мертв, окно цело, горшки разбиты, рассыпавшаяся земля втягивает щедро разливающуюся кровь.

— Нож, — шепчет Йорго, — бросили… бросил…

Опомнившийся Пагос хватает собаку за ошейник, все еще качается шнур от занавесей, тень серой змеей ползает по морде покойника. В проеме кухонной дверцы — Пьетро, вызвали-таки; за плечом монаха упорный Микис, стоит, таращится, ни кошки не соображает. Везунчик он все-таки! Считай, второй раз заново родился…

— Господин маршал, прошу простить… Я… Калган…

Пагос, зажимая рот, бросается вон, следом, едва не сбив разинувшего рот слугу, летит пес. На чистом полу алеют следы, запах крови мешается с запахом лимона и каких-то приправ, на главной лестнице топают и звенят железом драгуны. Проснулись!