Капрас обдумывал пока еще смутный план, возился с текущими бумагами и, благо дожди иссякли, инспектировал зимние квартиры. Турагису маршал собирался написать сразу после инспекции, однако стратег напомнил о себе первым.
Время подходило к обеду, после которого Ламброс с Мидерисом затеяли первые стрельбы с новыми пушками. Артиллеристы жаждали похвастаться, Капрасу тоже хотелось увидеть что-то хорошее, и тут осунувшийся Йорго доложил о курьере из Речной Усадьбы.
— Давай, — распорядился Капрас, со школярской радостью отпихивая очередной канцелярский шедевр.
Адъютант исчез, и тут же в комнату вкатился приодевшийся Ставро. Теперь толстячок щеголял в белом мундире с двойной красно-желтой оторочкой, поверх которого напялил отличную кирасу.
— По воле стратега, — отчеканил он. — Ответ нужен немедленно. Стратег ждет.
— Хорошо, — заставлять бедолагу торчать навытяжку со втянутым пузом было жестоко. — Подожди в приемной или лучше пообедай.
— Стратег ждет ответа, — повторил Ставро, но убрался с готовностью. Карло подавил усмешку и взялся за послание. Турагис где-то разжился новым футляром, белым, с парой огненных коней, по криворукости художника сросшихся в одного, но двуглавого, и с огненным же вензелем. Рисунок изрядно напоминал кагетские росписи, и, очень похоже, выбирала его Гирени.
Письмо Капрас развернул, предвкушая приветы и новости о «патомке», но Турагис на сей раз был настроен отнюдь не игриво.
— «Молодец, что решился,
— снисходил до похвалы неуемный старец, — а то я уже думал, пинать придется. Жду в гости, но, чур, не одного! Прихвати с собой роты три-четыре, хватит по разным курятникам сидеть. Погодка надолго наладилась, своей коленке я верю, так что устроим какой-никакой парадик с учениями. Чем лучших наградить, найду, не бедный, а после — праздновать. Что ни говори, удача, она от хорошего стола марширует, а нашей еще шагать и шагать.К весне в здешних краях порядок наведем, жирок накопим, а осенью за Паонику возьмемся. Тебе есть за что с вонючек спросить, а мне и подавно, но сперва пусть шады Оресту лапы повыдергают, только сам о морисках не думай! Придет время, объясню я этому зверью, что им у нас, как и нам у них, делать нечего. Может, моя матушка, выбирая мне имечко, и погорячилась, но деваться-то некуда — нет у нас другого Сервиллия с мозгами, так что быть мне божественным, а тебе — моим доверенным стратегом. Ну а не выгорит — ни нам, ни павлину хуже не будет, некуда хуже.
Теперь о том, чего не отложишь. Поганому щенку — конец, но радоваться рано, если промешкаем, новый прискачет, так что отгуляем, парней наших перезнакомим и за дело! Гада, что при сервиллионике болтался, кончать надо быстро и со всем кублом. Приедешь, поговорим, как это обтяпать, чтобы лишних не положить. Кирка нам еще пригодится, война стоит дорого, сережек с колечками на всё про всё не напасешься, так что людишек беречь придется. Это Орест горазд обдирал своих по провинциям рассылать, а нам по-хозяйски прибираться нужно, аккуратно. Но и тянуть нечего, и так дотянули.
Да, чтоб не забыть, девчурке своей лекаря все же добудь. Не добудешь — отберу у епископа, Сервиллий я богоданный или кто?..»
3