Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть третья

— Мой спутник, — безмятежно объяснил смиренный брат, — тот, что умер вторым, описал уединенную при всей свой близости к тракту пасеку, где разбойники должны были ждать ночи, и я решил ее посетить. Мне повезло, налетчики, видимо, не желая мокнуть, вернулись именно туда. Войти в дом я не рискнул, но превращенные в конюшни сараи осмотрел.

Как вы помните, я стал свидетелем схватки на переправе через Рцук и могу поручиться: кони пытавшихся прорваться в Кагету разбойников более чем похожи на обнаруженных мною на пасеке.

— Даже так?

— Я отвечаю за свои слова. Это хорошие кавалерийские лошади, привыкшие друг к другу и приученные молчать. Единственным нестроевым конем был показавшийся мне знакомым мерин, сегодня на нем приехал Ставро. Я под благовидным предлогом расспросил людей из Речной Усадьбы, другие на этой лошади не ездили.

— Остальных коней вы проверяли? Я про охрану этого мерзавца…

— Жеребца Изидора и двух вороных кобыл на пасеке не было. Что до прочих, то, хоть порода и масть те же, их всадники к убийству сервиллионика вряд ли причастны. Насколько я понял, они охраняют Речную Усадьбу.

— Уже легче. Вы в самом деле клирик?

— Возможно, я им буду.

— А возможно, лекарем или военным?

— Создателю служат не только молитвой. Если умеешь лечить, убить сумеешь, наоборот — не всегда. Кажется, уносят тело, мне пора идти. Я сразу же отпишу о состоянии госпожи Гирени, покажите мое письмо отцу Ипполиту.

— Хитрецы… — Карло вгляделся в глаза человека, который мог защитить Гирени и напустившего в собственный дом змей старика. — Если б вы были военным, я бы пообещал вам перевязь.

— Полковнику Ламбросу вы ничего не обещаете, — смиренный брат улыбнулся, — вы просто ему верите. Я сделаю все, что смогу, но до смотра беды ожидать не приходится, а дальнейшее в руках Создателя и ваших. Отец Ипполит будет лишь к вечеру, а уезжать по делу без исповеди я не привык. Моим поверенным в делах земных стал доверенный куратор походной канцелярии.

— Фурис? — не понял маршал. — Но почему?

— Он безгрешен и близок к совершенству.

— А я близок к обмороку. — Карло взялся за кувшин. — Будете?

— Не сегодня. — Пьетро вышел, как опытный военный, быстро и при этом несуетливо. Проводить бы, но маршалы мелочь не провожают. Капрас налил-таки вина, пригубил, не распробовал, поставил на стол, вытащил записку Лидаса и перевернул той стороной, где были недописанные стихи. «Стезя моя — сталь и грезы…» Чужая песня и оставшийся навсегда молодым лохматый гвардеец, веривший в победу, императора и что-то еще, куда более важное…

Окончательно удариться в достойную виршеплетов дурь не дал явившийся без приглашения Фурис.

— Господин командующий, — возвестил он, — мой долг сообщить вам доверенные мне сведения исключительной важности, которые, вне всякого сомнения, окажут определяющее влияние на принятие вами окончательного решения, касающегося истребления возмутительных банд, наводнивших вверенные вашему попечению провинции.

3

Снова зима, снова холод и ветер, снова рядом горники, разве что видно чуть дальше. Ползут по серому снегу пехотные колонны, люди еще ничего не знают, они идут к своим, идут драться, но не здесь же, посреди никому не нужного плато, где и зацепиться-то не за что! Мушкетеры, драгуны, ноймары, бергеры… и еще бывшие свитские. Господ полковников у знамени корпуса пока нет, только местоблюстительный Ульрих-Бертольд, Валентин да на почтительном расстоянии — бесхозные адъютанты.

— Добрый вечер, Сэц-Пуэн, — проявил достойную Придда вежливость Арно. — Мне следует извиниться, ведь я так и не взял ваше письмо. Если вы его, разумеется, написали.

— Я начал, — бедняга вытаращил единственный глаз, — но ведь…

— Моя мать хорошо знала маршала фок Варзов. Напишите ей о нем все, что запомнили. Простите, моего доклада ждут.

— Я допишу, — пообещал Сэц-Пуэн, — обязательно. Господин Савиньяк…

— Арно. В крайнем случае капитан Сэ.

— Полковник Катершванц желает говорить с полковником Приддом наедине.

— Это страшно, — согласился Савиньяк, — и я очень боюсь, но мой полковник ждет моего доклада.

Ульрих-Бертольд восседал на превеликом гнедом жеребце. Гнедой значительно молчал, Катершванц фыркал за двоих, держащийся рядом Валентин скромно внимал. Арно тоже б не отказался, однако бергер и впрямь видел затылком.

— Фиконт, — потребовал он, — токлатыфайте. Как фы нахотили «гусей»?

В обнаружении чужих разъездов ничего неподходящего для катершванцевских ушей Арно не видел, а посему доложился по всем правилам, после чего едва не свалился с Кана. От удивления.

— Фаша претузмотрительность и обзтоятельность, — возвестил Ужас Виндблуме, — фесьма похфальная есть. Фы фысылали фланговые тозоры талеко ф зтороны и фофремя узнавали про ненушную корпусу фстречу. Без фас могла ухотить только конница, озтафиф без помошчи пехоту, но это нефозмошно для фоителей есть.

— Благодарю, господин барон, — пробормотал Арно, чувствуя, что ему на шею повесили орден размером с тележное колесо.