Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть третья

— Сторонники Олларов… — герцог был непонятен и безутешен, — это рок. Конечно, Савиньяки — древний род, но, дитя мое, они… За гибель Эгмонта в ответе не только герцог Алва, но и Эмиль Лэкдеми, а граф Савиньяк упивался казнью несчастного Борна.

— Савиньяки служат Талигу, а мой брат — адъютант маршала Эмиля. Я все-таки позову господина Герхарда.

Селина встала, но выйти не удалось, поскольку проснулся спавший в щели меж двумя буфетами кот. Именуемый Маршалом проявил любознательность, он не был зол, но и радости не выказывал.

— Это наш кот, — объяснила Селина, — мама его купила в Найтоне вместе с домом. Мы там жили, пока нас не вызвали ко двору герцога Ноймаринен, только мы туда не доехали, потому что встретили сперва графа Савиньяка, а потом графиню.

Кот кончил обнюхивать гостя и удалился за дверь, стало слышно, как он точит когти. Зверь наносил ущерб дому, и Мэллит вышла, чтобы отнять его от терзаемой стены, кроме того, девушке не нравился разговор. Полные глупости слова будили память о колотушке для мяса. Почему старший из монсеньоров сделал нелепого герцогом, когда названный Лионелем всего лишь граф? Почему прислал сюда, а не к людям Райнштайнера? Бергеры могут без боли для себя стеречь любую болтливость.

— Именуемый Эйвоном глуп, — сказала гоганни отвернувшемуся коту, — идем со мной, и я порадую тебя.

В решетчатом сундуке на окне ждали достойные куры, и Мэллит отдала Маршалу печень крупнейшей, а потом убрала в кладовую приправу — гость не стоил ласки вобравших в себя лето трав, а за дрожь в голосе Селины его хотелось ударить.

4

По словам «фульгатов», Проныра вконец обнаглела, но Савиньяка встречала сдержанная, безупречно воспитанная дама, не опрокинувшая в своей безгрешной жизни ни единого ведра и не тронувшая даже самого глупого конюха ни зубом, ни копытом. Кобыла успела понять, что ее нынешний всадник — здесь самый главный, соответственно, она тоже становится важной особой. А важная особа неважных может лягать и кусать. Людям подобные выводы чести не делают, ну так то людям… Потрепав кусаку по рыжей шее — осенившая деда-маршала мысль посадить «закатных кошек» на варастийских лошадей была отличной — Савиньяк с наслаждением вскочил в седло. Господин адмирал со свитой отбывали на предобеденную прогулку, а проглянувшее солнце и легкий морозец манили подальше от города с его заборами и дымками, заодно предвещая погоню. Зайцу придется выйти на охоту, но думать о будущих плясках сейчас смысла не имело. Все, что можно, уже обдумали, и оставшееся до броска к Олларии время Савиньяк тратил на странности, которые следовало если не понять, то разложить по ольстрам. Проще всего объяснялось собственное спокойствие. Что́ бы ни бубнил Эмиль про «ускользание», они с братом по-прежнему связаны и к тому же заняты каждый своей войной. Не сегодня-завтра следует ждать доклада о выступлении к Доннервальду и очередных упрятанных в шуточки квохтаний. На то, что братец догадается сообщить о навестившем его ночью кошмаре, Ли не рассчитывал, а спрашивать было себе дороже. То есть не себе, а Западной армии, и так хватившей лиха по причине маршальских и генеральских сомнений. Впрочем, отсутствие оных заводит в болото к мармалюкам куда чаще.

Адмиральская кавалькада спокойно рысила меж не знавших нелепых покушений стен, а Ли мысленно напяливал на себя рукавастую тунику со Зверем.

Альдо Сэц-Придд в себя верил, как четыре Фридриха и восемь Феншо. Придурок вознамерился подчинить древние реликвии, положить ноги в белых сапогах на стол и зажить так, как мечтают некоронованные дураки, знать не знающие, что такое трон. В этом Та-Ракан не отличался от прочих заговорщиков и наверняка разделил бы их судьбу, не позарься на фальшивое раканство гоганы. Покойный Енниоль с помощью покупки собирался ни много ни мало остановить Шар Судеб. Не остановил, но заставить пушки стрелять без пороха не смог бы и Вейзель. Вот порох способен наделать дел даже без пушек, особенно в отсутствие Вейзеля…

Первородный и в придачу подобный Огнеглазому Флоху Савиньяк усмехнулся и принялся думать о себе. Необычного набралось довольно много, но какого-то беспорядочного. Самым очевидным была кровь, но заживо всю кровь не отдать. Если первородство связано именно с кровью, отдающий должен так или иначе остыть. Отдать можно и корону. Отрекшийся или низложенный король умирать не обязан, тут всё зависит от победителя. Брат Диамнид изрядно пережил Франциска. Фердинанда прикончили, хоть и тайно. Отрекшегося от императорского титула Лорио признали королем и позволили утвердиться на талигойском огрызке Золотой Империи. Затем началась всеобщая смена титулов и имен, но отказом от первородства это не являлось, по крайней мере, с точки зрения гоганов. Отнюдь не легковерные достославные не сомневались, что первородство можно отдать, а первородные — это внуки Кабиоховы, читай: эории. Понять бы еще, чем они отличаются от всех прочих.