— Своевременно и очень мило. — Вальдес вскочил на спинку кресла, снял картину с цветами, фруктами и морискиллами, перевернул и удовлетворенно кивнул. — Без пауков. Мой подарок госпоже… Линде. Дамам, особенно не испытывающим недостатка в колбасах, дарят красивое, но пожирать того, кого я и так лишил неба и ветра, я не стану. Колбасы продайте, а выручку утаите и разделите.
— Монсеньор! — Подталкиваемый к обману супруг с досадой покосился на кудрявого. — Монсеньор ошибается, это не то мясо, совсем не то! Подсвинок жив… Линда не хочет его резать из уважения к вам.
— То есть ваша супруга смотрит на свинью и вспоминает нашу мимолетную встречу? — Вальдес вновь завертел головой. — Память и сентиментальность даруют женщинам крылья, это очень полезно. Жемчугов у меня при себе нет, но вот эти часы вы супруге отвезёте. Колбасу, чья судьба решилась без моего участия, я принимаю. Кто ваш спутник?
— Мое имя — Луиджи Карасси! — кудреватый выступил вперед и умело поклонился. — Я имею честь быть старшим письмоводителем в ратуше и имею счастье быть женихом дочери почтеннейших граждан, обративших на себя ваше высокое внимание. Я буду помнить это чудесное мгновенье всю жизнь.
— А уж как Линда вас вспоминает, — подхватил Фред. — Если какой олух про монсеньора хоть словечко дурное скажет, она ему все объяснит! Не сомневайтесь!
— Верую, — проникновенно произнес Вальдес, разглядывая портьеру. — Ибо. Что, кстати, говорят олухи? Мне интересно.
— Ну… — бывший одноглазый тайком от Ротгера, но не от Ли, дернул спутника за рукав, — Луиджи лучше знает.
— Мы так уважаем монсеньора. — Луиджи часто, по-собачьи, задышал. — Так уважаем… А что написано в той бумажке, что прислали на днях, то всё чушь и ерунда. «Так называемый адмирал…» — ну совсем же неприлично! Это все пришлый военный губернатор воду мутит. Да еще грозится! Порядочные люди — вот как госпожа Линда — никогда ему не поверят! И не нужны нам никакие военные губернаторы, когда к нам приехал монсеньор, это такая честь, такое…
— Что вам подарить? — перебил «так называемый адмирал». — Выбирайте!
— О! — имевший честь и счастье жених от оных почти задохнулся. — О! Я… Мы с моей будущей супругой будем счастливы даже стакану, из которого монсеньор пил воду.
— Посуду я вам не отдам, — отрезал Вальдес. — Как по-вашему, нужно ли хранить верность умершим?
— Как… Как будет угодно монсеньору!
— Мне угодно, чтобы не хранили. Так что вы хотите за исключением стакана? Могу отдать портьеру.
Старшему письмоводителю, несомненно, хотелось много чего, и столь же несомненно, что он не забыл сказки, где бескорыстие получало все, а жадности доставались объедки. Вальдес слишком напоминал закатную тварь, чтоб у него тянуло клянчить. Несчастный чиновник мялся, отводил взгляд, клялся в незабвенности встречи с монсеньором и, разумеется, стремительно оному надоедал.
— Хватит, — Ротгер бросил Фреду кошелек. — Это на утоление печалей и потребностей. Я никогда не пойму одного упорно несчастного по имени Луиджи, так пусть хоть этот женится. Ваша дочь его любит?
— Не могу знать! — поймав кошелек, будущий тесть заговорил по-капральски. — Девицам положено выходить замуж.
— В таком случае хорошо, что я не поймал сбежавшую невесту, — изрек Вальдес. — Чего доброго, с Линды бы сталось из уважения к чудному мгновенью сделать ее девство вечным. Мишель, выдели добрым людям конвой, а то я ощущаю некую ответственность. Пусть их проводит Рединг. Лично и до конца.
Обычно благодарности бесполезны, но Бешеный и «обычно» плавают в разных морях. Луиджи с Фредом, невольно заменив сотню разведчиков, честно заработали картину, часы и таллы.
— Мир полон превратностей, — задумчиво изрек Вальдес, когда благодарные обыватели скрылись за оставшейся на своем месте портьерой. — Ты ловишь сбежавшую свинью и тем даруешь ей долгую и счастливую жизнь, но в миг ловли это кажется посягательством на её право избирать свою судьбу или хотя бы того, кто будет есть колбасу… Заль — просто прелесть, а то я уже начинал волноваться.
— Даже так? — удивился Лионель, чувствуя, что превратности придется обдумать. — И что у тебя все же с не этим Луиджи?
— Я же вроде объяснял: непониманье. Мы едем или ты будешь жевать диспозиции?
— Буду, — кэналлиец Савиньяк поправил косынку. — По дороге.
Возле ограды воин Аспе негромко свистнул, и наверху стены показался еще один сподвижник капитана Уилера. Мэллит помнила лицо, но не имя.
— Мелхен, — окликнула Селина, — у нас трудный гость, гулять нам помешают, а я должна тебе много объяснить. Придется лезть.
— Хорошо, — отогнав неуместные сейчас вопросы, согласилась гоганни, и Аспе подсадил ее наверх, а тот, второй, принял. В сад девушка могла спуститься сама, ведь к ней тянули ветви деревья, только мужчины Талига носят женщин на руках. Проэмперадор сказал, что для охраняющих это долг, а для любящих — радость. Мэллит видела, что это так и есть, ведь их с Селиной считают красивыми, красиво же то, что уместно и исполнено смысла.