Серебряная чаша

Василию нравилось смотреть, как привозили и устанавливали огромные каменные блоки. Такие огромные, что четверю лошадей тащили их с трудом. Пыли было столько, будто мимо только что проехал целый кортеж повозок. Сначала блоки надежно закрепляли и только затем с помощью специальных приспособлений поднимали в воздух. Василий был не в силах унять своего восхищения, когда глядел на эти огромные каменные глыбы, раскачивавшиеся словно пушинки в воздухе. Переплетение веревок, канатов, реек и балок — все изумляло. Но больше всего то, что лица рабов не покрывались кровавым потом. Ведь не было необходимости в их мускульной силе, чтобы поднимать огромные блоки.

Внимание молодого человека привлекли и инструменты, которыми пользовались строители. Василий нашел их намного лучше тех, что он видел до сих пор. Например, огромные пилы были сделаны таким образом, что их зубья слегка торчали в стороны. Таким образом во время работы инструмент не застревал в дереве. Это было нечто совсем новое. А рубанки были снабжены широкими ремнями, чтобы удерживать скользившую руку работника. Подойдя к одной из балок, по которой только что прошлись таким рубанком, Василий погладил ее и был поражен результатом. Поверхность была гладкой, словно мрамор. И тогда он печально подумал, что у Иисуса из Назарета не было таких инструментов.

«Что удивительного в том, — подумал он еще, — что Рим повелевает миром».

Но по мерю того как росла башня, росло и беспокойство Василия. Башня была трагическим символом грядущих несчастий для христиан.

Глядя на упиравшуюся в небо верхушку башни. Василий думал: «Если Симону и вправду удастся полететь оттуда, то тогда каждый человек решит, что он может сделать то, что сделал Иисус». От вождей христиан по-прежнему не было никаких новостей. Было неясно: знают ли они о вызове Симона Волшебника. По крайней мерю Нерон не переставал саркастически комментировать их молчание. Как же он ненавидел их!

— Симон сделает все, что в его силах, — заявил он однажды Василию. — Но если эти лживые собаки посмеют не принять вызов, то будут наказаны, как того и заслуживают.

Василия преследовало ощущение, что Симону удастся выполнить задуманное. Он хорошо помнил, что сказала ему Елена. Какое-то странное сооружение будет тайно установлено на башне. С его помощью Симон и должен полететь.

Но однажды он случайно подслушал разговор двух строителей. Он стоял рядом и услышал арамейскую речь. Один из рабов, ловко орудуя дрелью, обратился к своему товарищу, который точными движениями расщеплял доску.

— Он сделает это с помощью тонких бронзовых нитей. Ты знаешь, где они лежат?

— Клянусь Геркулесом, — ответил второй. — Я видел их. Они действительно бронзовые, но только толстые. Толстые, как веревки. Я думаю, ими можно было бы разрезать медную гору.

— Нет-нет — это совсем другое. Их называют вытянутыми нитями. Я, правда, не знаю, что это означает. Думаю, что их вытянули при помощи волшебства. Но мне точно сказали, что те нити более тонкие, но такие же прочные. Скажи, Яков, ты веришь в это? Разве в такое можно поверить?

— Нет, не верю, Зефар. Чем меньше толщина, тем слабее нить. По-моему, это любому понятно.

— Ну, так вот: говорят, что эта нить несмотря на то, что она очень тонкая, может выдержать большой вес. Нет, тут не обошлось без волшебства! Кто-то даже видел в руках этого восточного волшебника эти нити. Они были длиною в пятнадцать шагов.

«Ну вот и объяснение! — подумал Василий уходя прочь. Он был очень взволнован. — Они покрасят эти нити так, чтобы они не блестели на солнце и сливались с цветом неба. С земли никто ничего не заметит. На верхушке башни они установят колесо, и Симон, словно ласточка, будет летать над крышами домов. А обманутые люди будут прославлять это чудо.»

Сначала он подумал предупредить Нерона, но потом вовремя сообразил, что это ничего не изменит. Император хотел, чтобы Симон победил. И ему было все равно, как он это сделает. Главное, скомпрометировать христиан. Да и вообще, что он скажет? Какие у него имеются доказательства? Подозрения и подслушанный разговор двух рабов.

По пути назад во дворец Василий повстречал Елену. Девушка прогуливалась в саду. Он не видел ее с того памятного вечера, когда впервые оказался здесь. Надо было бы быть слепым, чтобы не заметить, как изменилось к нему отношение девушки. Ее холодность просто бросалась в глаза.

— Что ты обо всем этом думаешь? — спросила она, указывая на строящуюся башню. — Она будет еще выше. Симон никогда не делает ничего наполовину. И если он хочет взлететь, то тогда уж в самый эмпирей[82].

— Чем выше он взлетит, — заметил Василий, — тем больше надежда, что не будут видны нити.

— Нити? — глаза Елены превратились в две маленькие льдинки. — Какие нити?

Василий даже не стал утруждать себя ответом. Девушка долго, не мигая смотрела на него, затем сменила тему разговора.

— Ты тоже летаешь не низко… Ты вознесся в самое небо императорского расположения. Скажи, тебе было приятно это быстрое восхождение? Хотя ты и обязан им другому!

Глаза Василия стали такими же холодными, как и у девушки.