Серебряная клятва

– Спасибо. Думаю, ты прав. Пусть… пусть делают что хотят и где хотят. А я побуду подальше. – Он дохнул себе в ладонь и все же пошутил. – Опять же, никого не буду смущать хмельным духом, я ведь запретил сегодня пить…

– А сам! – возмутился Хельмо.

– А сам не сомневался, что ты меня остановишь. – Янгред подмигнул. – Дисциплина. Так-то.

Свой шатер Хельмо приказал разбить на опушке, в стороне от дружинников. Неподалеку, на откосе берега, находился лишь пост часовых. Хельмо надеялся, что выспится под шум отдаленного моря и деревьев: на время природа заглушит утренний гомон лагеря. Это было просто необходимо, чтобы хоть как-то соображать.

Шелесты и шорохи обступили, едва ниспадающий лапник остался позади. В дыхание леса вплелось птичье пение. Янгред замер как вкопанный, повесил лампу на ветку и запрокинул подбородок. Лицо его опять опустело, но это была иная пустота.

– Как же непривычно…

Для Хельмо звуки были обычными, но он тоже остановился и вслушался, заодно разглядел получше лампу – сосуд такого же черного, как бутыль, вулканического стекла, внутри которого бесновались рыжие искры. Живой огонь сжирал умирающие угольки – примерно так Янгред еще в прошлую ночь объяснил принцип работы светильников. Хельмо тронул стекло пальцем. Оно было холодным.

– Можешь не ждать, – услышал он. – Я еще немного послушаю. И подумаю…

Хельмо обернулся. Янгред прислонился к дереву, сел меж широких корней. Закрыл глаза; слабый свет заплясал рядом, выхватывая волосы и половину лица. Поколебавшись, Хельмо отступил от полога присел рядом. Уходить не казалось правильным: надумает еще вернуться к лесу, наворотит дел, сцепится с этим своим Лисенком или…

– Лучше посвяти ночь сну, – посоветовал он как можно ровнее. – Наслушаешься, когда вы получите земли.

Он мог бы догадаться, что получит мрачный ответ:

– Все непредсказуемо, Хельмо. Кости не слышат птиц.

Невидимые соловьи, дальнее море, едва различимые в сумерках листья продолжали петь. Хельмо попытался поставить себя на место Янгреда, но не смог. Что он слышал? Точно не то, что различит привычное ухо. Хельмо скользнул взглядом по отрешенному лицу. Свет в очередной раз упал на кожу Янгреда; тень беспощадно зачернила кровавый след. И слова обрели не просто смысл – тяжесть.

– Ты прав.

Янгред неожиданно и прозаично зевнул, приоткрыл один глаз.

– Конечно, я прав. Я почти всегда прав. В чем именно?

– Ты получил много ран для боя, которого не предполагалось соглашением. – Хельмо все же произнес это и осознал, что хотел произнести долго. – Половина должны были стать моими. Еще Имшин тебя…

Губы Янгреда дрогнули в усмешке, рассеянной и блеклой. Интересно, слушал ли он вообще или по-прежнему мыслями был у чужого костра? Он поднял руку, коснулся росчерка на лице и поморщился: выступила капля крови.

– К счастью или к сожалению, раны наносят, не уточняя, кому они предназначены. Ну, если речь не о моей жене, она умеет бить метко.

– Твоей?.. – Хельмо потерялся в словах. Он думал о чем угодно, но не об этом, и сейчас даже решил, будто что-то недопонял. – Постой, это что, Инельхалль твоя…

Янгреда, похоже, даже развеселил его бурный отклик: он посмотрел с любопытством, наклонил к плечу голову и после промедления подтвердил:

– Бывшая. Странно, что ты не заподозрил по тому, как она мной вертит.

– Ничего себе… – Хельмо не стал признаваться, что подозревал вообще другое.

Улыбка Янгреда увяла так же быстро, как возникла, на скулах выступили желваки. Следующие слова он бросил сквозь зубы:

– Ну а потом я ее предал. Хайранга я тоже предал, но еще раньше и по-другому. – Новый взгляд не поддразнивал, а жалил. – Я не останавливаюсь на достигнутом, правда? Может, и тебе лучше держаться подальше?

Хельмо совсем опешил. Янгред отвернулся и стал смотреть на полог шатра, точно хотел его прожечь. Рана на его щеке все еще кровоточила. Отвлекаясь, Хельмо осмотрел пространство рядом, нашел в свете фонаря маленький овальный листок, сорвал и протянул.

– Пока у меня нет таких планов. Вот, держи.

Теперь Янгред глянул с недоумением, даже нахмурил брови.

– Это еда или подарок? Ценю, но все же предпочитаю брать деньгами.

Хельмо невольно закатил глаза.

– О господи, я забыл, что ты дикарь. Это подорожник, он останавливает кровь.

– Ого. – Его удивление стало менее унылым. Даже уголки губ опять дрогнули, а пальцы все же схватили тонкий зеленый черенок. – Спасибо, запомню. – Он прижал лист к ране и вздохнул, опять уставившись себе под ноги. – Что ж…

– Слушай, ты можешь ничего не говорить, – видя его колебание, уверил Хельмо почти искренне. Подтянул к груди колени, обнял их, но дальше заговорил тверже: – Это ваши дела, и они меня, наверное, не касаются. Только обещай… – Янгред все же поднял глаза, – что «ваши дела» ничего мне не испортят. Сам видишь по Инаде, как ведут себя острарцы. Мне некогда будет мирить еще и вас.