Серебряная клятва

Он редко позволял себе думать о Грайно – даже реже, чем о родителях. Не только потому, что гибель его ранила, и не только потому, что не хотел тревожить покой. Было кое-что еще – сомнения, в которых он, конечно, не признался. Нет, он не верил, что дядя способен на убийство, но другое подтачивало: а ну как дядя той смерти желал, так или иначе, хоть краем сердца? Уже это вызывало озноб. Дядя так добр, с таким трудом несет царское бремя сейчас… но что бродило в его голове раньше? Когда Вайго вдруг запускал Грайно в волосы руку и теребил бубенцы? Когда тетя Илана кидала на бравого воеводу взгляды? И не потому ли… не потому ли у Тсино до сих пор нет личного стража? Как были у Авано, у Вайго и Гелины и даже у Димиры, Ануты и Митро, земля им пухом?

Дядя боялся Грайно. Не того, как блестяще он воевал, а того, какой любовью был окружен. И почему-то это понимание тревожило.

Отвлекая Хельмо от мыслей, зашевелился полог шатра. В полоске света мелькнул косматый силуэт, приподнявший его массивной башкой, и раздалось сопение.

– Бум пришел, – констатировал Янгред, слушая тяжелую поступь. – Он у нас совсем как твой Цзуго. У него нет шатра.

Хельмо опять рассмеялся, радуясь, что тревога отступает. Пес неуклюже протопал, принюхиваясь, и, учуяв людей, поспешил улечься у них в ногах. Хельмо и Янгред устроились довольно близко, а Бум был такой большой, что с легкостью придавил ступни им обоим.

– Лучше бы вы завели кота, – сквозь смех сказал Хельмо и сел потрепать пса по холке. Тот довольно взвизгнул и ударил хвостом по земле.

– Кошек у нас нет, – возразил Янгред. – Если кого и покупают, то собак. Те хоть не гуляют сами по себе, и нет риска, что потеряются и запекутся заживо, когда сойдет огонь.

– А у нас мало домов, где нет кошки. – Хельмо лег назад. – Они отпугивают бесов.

– Бесов?.. – удивленно переспросил Янгред. – Это кто?

– Тени, которые откололись от Полчищ Тьмы и до сих пор скитаются по миру, ища убежища в сердцах. – Хельмо невольно передернул плечами. Довольно неприятная часть легенды о Хийаро, которую он не любил поминать к ночи.

– Бесприютные создания? Мне их жаль.

Хельмо услышал горечь в шутливых словах и поежился снова, предостерег:

– Не стоит их жалеть, они злы: ютятся там, где случилось горе, вселяются в вещи, в дома, даже в людей… хотя это, конечно, байка. Ну и работа для попов-бесогонов.

– А, ну такое и в Цветочных королевствах есть, там верят в Короля Кошмаров. Это получеловек-полуосьминог, и на его щупальцах как раз живут похожие твари.

– Бр-р. Богам лишь бы нас запугать, – пробормотал Хельмо, снова прикрывая глаза.

– Неправда, – возразил Янгред, и голос его вдруг стал хитрым. – Ну, точнее, не всем. Наши вот невероятно милые, они о нас только заботятся и никаких бесов!

– Да неужели? – усомнился Хельмо, вспомнив обычай уродовать монахинь раскаленным пеплом. Но Янгред продолжил серьезнее:

– Да. Они очень добродушны, хоть и со странностями. – Он спохватился. – Помнишь вот, Инельхалль упомянула Бога с Той Стороны?

Бум зевнул во всю пасть, лязгнув челюстями. Хельмо снова поскреб ему загривок.

– Да… помню.

– Хочешь, расскажу о нем, раз не спим? Ты это не везде прочтешь.

– Ну давай, – Хельмо почувствовал, как пес подлез к нему ближе. Стало теплее. – Только пожалуйста, без вечных твоих пошлостей, а?..

Янгред опять рассмеялся, но совсем тихо. Тоже лег чуть ближе – зашелестело его походное одеяло, сделанное из шкуры какого-то морского зверя. Понизил голос и начал:

– Эмельдина – императрица Алого пламени. Иларван – император Рыжего пламени. Принцесса Анни, принцы Яно и Йери – три маленьких цветных огонька, Желтый, Голубой и Зеленый. И все они – Святое Семейство, боги Земного огня…

И Хельмо словно забылся. Мгновенно. Янгред рассказывал почти так же чарующе, как дядя, – будто читал по книге. Он говорил о том, как боги сотворили людей – слепили из глины, вместо кукол для детей. Анни, Яно и Йери, играя, случайно вдохнули в кукол жизнь. Даже взрослые удивились, но куклам отвели дом – целую планету, а сами поселились на ее самом укромном, Безымянном, острове. Так и появился мир, и ничего в нем долго не менялось. Эмельдина и дети заботились о людях. Иларван проверял их на прочность – на ежегодном празднестве звал на остров лучших и сражался с ними насмерть. Победителей – а ведь находились люди, которые его побеждали, – одаривал золотом и бессмертием.

Однажды ночью Иларван увидел падающую звезду, огромную и ослепительную. Бог встревожился и полетел звезде навстречу, но не успел. Упав, звезда ничего не разрушила, а, погаснув, обратилась в мужчину с сияющими волосами. Он был без сознания, и, не зная, кто он, – светило ли, бог, человек, – Иларван забрал его в дом. Очнувшись, мужчина назвался, но звучало имя так странно, что никто не сумел его повторить. Незнакомец повелевал Небесным пламенем: молниями и звездами, радугами и северным сиянием, кометами. Звал себя Скитальцем и вскоре снова собирался в путь. Но боги уговорили его задержаться.